В последнее время – единственный мой друг. Понятия не имею, почему он до сих пор не забил. Иногда мне кажется, что я – очередной его благотворительный проект, вроде убогих псов, которых он подкармливает в приюте.
– Да ладно тебе, Анди, – говорит он. – Пойдем! Тебе же план сдать надо, а то Бизи тебя выпрет. Двоих уже вытурили в прошлом году за то, что они протупили с выпускными работами.
– Знаю. Но я никуда не пойду.
Виджей хмурится.
– Ты утренние таблетки пила?
– Да.
Он вздыхает.
– Ладно, увидимся.
– Увидимся, Ви.
Покинув гнездо ван Эппов, я спускаюсь на Променад. Идет снег. Я усаживаюсь на скамейку с видом на магистраль, некоторое время рассматриваю Манхэттен, потом достаю гитару. Я играю несколько часов, пока руки не дубеют от холода. Пока не срываю ноготь, запачкав струны кровью. Пока пальцы не начинают болеть так сильно, что я забываю про свою настоящую боль.
2.
Джимми Башмак смотрит, как мимо нас старательно вышагивает малыш, прижимая к себе плюшевого Гринча.
– В детстве я верил всему, что мне вешали на уши, – говорит Джимми. – В Санта Клауса верил, в пасхального кролика… В привидений. И в Эйзенхауэра. – Он отхлебывает пиво из бутылки, завернутой для конспирации в бумажный пакет. – А ты?
– У меня детство еще не закончилось, Джимми.
Джимми – старый итальянец. Иногда он подсаживается ко мне на Променаде. У него не все дома. Он считает, что Ла Гардиа до сих пор мэр Нью Йорка и что «Доджерсы» до сих пор играют за Бруклин. Прозвищем Башмак он обязан своим бессменным ярко красным ботинкам из пятидесятых.
– А в Бога? В Бога ты веришь? – спрашивает он.
– В которого из богов?
– Не строй из себя умную.
– Уже построила.
– Ты же в школу Святого Ансельма ходишь? У вас там что, никакого религиозного образования?
– А какая связь? Школа давно послала святого куда подальше, только имя от него осталось.
– Вот и с Бетти Крокер та же история. Люди такие сволочи! Ну а чему вас все таки учат?
Я откидываюсь на спинку скамейки и задумываюсь.
– В общем, начинают с греческой мифологии – Зевс, Посейдон, Аид и вся компания. У меня до сих пор где то валяется мое первое сочинение. Я его писала еще в дошкольной группе. Про Полифема. Это был такой пастух. А еще он был циклоп и людоед. Хотел сожрать Одиссея. Но Одиссей выколол ему палкой глаз и сбежал.
Джимми потрясенно смотрит на меня.
– Дошкольников учат таким кошмарам? Врешь небось.
– Ей богу. А потом у нас была римская мифология. Потом скандинавская. Потом божества американских индейцев. Языческий пантеизм. Кельтские боги. Буддизм. Истоки иудеохристианства и ислама.
– Но зачем?!
– Хотят, чтобы мы знали. Им это очень важно, понимаешь? Чтобы мы знали.
– Знали что?
– Что это миф.
– Что – миф?
– Все, Джимми. Все – миф.
Джимми какое то время молчит. Потом спрашивает:
– Значит, ты закончишь эту крутую школу и уйдешь ни с чем? Это же получается – не за что держаться в жизни. Не во что верить.
– Ну почему, в одну штуку нас учат верить.
– Ага. И что это за штука?
– Преображающая сила искусства.
Джимми качает головой.
– Преступники. Разве можно так издеваться над детьми? Да за это сажать надо! Хочешь, я сообщу куда следует?
– А можешь?
– Считай, дело сделано. У меня друзья в полиции, – говорит он и кивает с многозначительным видом.
Ну да, ну да, не сомневаюсь. Дик Трейси возьмется за дело. |