– Спасибо. – Хоть Ши и не избавился до конца от раздражения, которое вызывали у него покровительственные манеры Хеймдалля, Вечно Бодрствующий все равно вызывал у него куда больший интерес, нежели холерик и тугодум Тор или ехидный Локи. – Если вас особо не задевают мои вопросы, Златорогий, то почему бы вам попросту не продемонстрировать свое могущество и не выбраться отсюда?

– Всему на свете есть свой предел, – ответствовал Хеймдалль, – величию, могуществу, существованию. Долго живут боги – куда дольше, чем даже тысяча слабых созданий, подобных тебе, живи они по очереди друг за другом. Но даже боги стареют и умирают. Равно как огненные великаны и предводитель их Сурт, отвратительнейшее из созданий. Сила моя здесь не так велика. Вот будь здесь братец мой Фрейр или окажись мы среди инеистых великанов, сумел бы я разрушить чары этой двери.

– То есть?

– Здесь нет замка. Но распахнется она лишь тогда, когда толкнет ее тот, кто имеет на это право, и толкнет с намерением открыть. Вот смотри... – Хеймдалль безо всякого результата потряс прутья решетки. – А теперь, если не будешь ты отвлекать меня, попробую я рассмотреть, как можно выйти отсюда.

Вечно Бодрствующий прислонился к стене, без устали двигая глазами во все стороны. Несмотря на столь расслабленную позицию, весь он аж подрагивал от напряжения.

– Видать не очень‑то ясно, – объявил он через несколько минут. – Столько вокруг чар и колдовства – огненного колдовства, силы зла запутаны в коем столь причудливо, что непостижимы порой и, для самих великанов – что голова моя не выдерживает. Но кое‑что вижу я отчетливо: вокруг нас скала, и нет другого выхода, кроме того, откуда мы пришли. За ним пролегает ход, который охраняют тролли. Тьфу, до чего же мерзкие твари!

Золотоволосого бога даже передернуло от отвращения.

– А дальше ничего не видать? – спросил Ши.

– Очень немногое. За троллями – уступ нависает над расплавленной лавой у входа в кузницу, где куют огненные мечи, а за ним... за ним... – Он наморщил лоб, едва заметно шевеля губами. – Подле уступа сидит великан. Дальше уже не вижу.

Хеймдалль погрузился в угрюмое молчание. Ши испытывал к нему глубокое уважение и даже нечто вроде симпатии, но не так‑то легко водить дружбу с богами, пусть даже в тюремной камере. До чего же не хватало ему сейчас жизнерадостной человеческой теплоты Тьяльви!

В камеру опять зачем‑то заглянул Стегг. Кто‑то из узников попытался воззвать к его чувствам:

– Добрый Стегг, принеси немножко водицы – помираю я от жажды!

Стегг едва повернул башку.

– Скоро обед, отродье.

Узник испустил гневный вопль и честил тролля на все корки, пока тот с просто‑таки завидной невозмутимостью ковылял обратно в свою нишу. Там он взгромоздился на поломанный табурет, уронил подбородок на грудь, и, судя по всему, погрузился в дремоту.

– Любезный малый, ничего не скажешь, – пробормотал Ши.

Узник из камеры напротив приблизился к решетке и опять выкрикнул свое «Ингви – гнида!»

– Тролль не спит, – подал голос Хеймдалль. – Слышу я его мысли, ибо из тех он, кто не может думать, не шевеля губами. Но никак не понять мне их значенья. Харальд, зришь ты необычайное: ас признает свое поражение! И ужас положения нашего в том, что дни, кои проведем мы здесь, черными станут днями для богов и людей.

– Это почему?

– Почти равны сейчас силы богов и великанов, и исход того, что случится с наступлением Времени, висит буквально на волоске.