Они сидели еще около часа, уточняя детали, после чего Иванов вернулся на свой крейсер. Через пять часов оперативная группа, как теперь назывались «Витязь» и корабль снабжения № 2, в просторечии «Двойка», отделились от основной эскадры и отправились в автономный бросок, а остальная эскадра продолжила неспешное движение к базе.

Как ни удивительно, дошли они сравнительно спокойно — было такое чувство, что в свете происходящих в России разборок все остальные страны спешно собрали свои корабли на базах, ощетинились пушками и теперь в обалдении поглядывали по сторонам, опасаясь непонятно каких неприятностей. Ну, с определенной точки зрения они, конечно, были правы — когда гиганта лихорадит, он начинает ворочаться, а когда он ворочается, то карлика раздавит и не заметит, а другого гиганта может толкнуть так, что мало не покажется. Поэтому все на всякий случай боялись и готовились к обороне и, предположительно, к кровавому хаосу, который неизбежно наступит, если из России попрет что-нибудь эдакое. В принципе эскадра Виктора служила наглядным примером того, что может попереть, так что опасения были отнюдь не беспочвенны. Даже вездесущие купцы сидели себе тихонечко на планетах или на международных базах и стучали зубами. Пару раз, правда, выскакивали шустрые американские корабли дальнего локационного дозора, но связываться с ударной эскадрой никто пока не посмел. Да еще пиратский корабль, видимо, не сообразив спьяну, кто перед ним, попытался приблизиться к конвою, но, обнаружив перед собой неторопливо следующий по своим делам линейный крейсер и зафиксировав детекторами облучение от артиллерийского радара, рванул прочь с такой скоростью, которую ну никак нельзя было ожидать от его старой лайбы. Впрочем, умение вовремя сделать ноги для пирата является едва ли не первым по важности — добычу мало захватить, надо ее еще и увезти подальше, желательно, в комплекте с собственной головой.

К базе они прибыли все-таки раньше Кошкина — тот, видимо, испытывал проблемы с топливом, раньше-то зашел на любую российскую или международную станцию и заправился, а теперь такой поступок граничил с самоубийством. А пиратские станции, которые теоретически можно было найти в любой системе, были для него недоступны — пираты ведь тоже не дураки и маскироваться умеют изрядно. Не зная хотя бы приблизительных координат, найти такую станцию нечего и думать. Какими правдами и неправдами Кошкин нашел топливо для своих кораблей, оставалось только гадать, но когда, отстав от Виктора на целую неделю, он появился на орбите планеты, его корабли производили впечатление скорее летающего металлолома, чем боевых единиц — борта обожженные, а местами и проломленные, антенны сорваны, двигатели, судя по выхлопу, явно выдают мощность не более половины номинальной. Словом, классическая картина проигравшего сражение, но не сломленного флотоводца, ибо посадочный коридор он не попросил, а потребовал, причем весьма уверенным тоном.

Правда, его тон несколько изменился, когда вместо посадочного коридора его спросили: а с какой стати он здесь что-то требует? Матерно обругав дежурного оператора радарной станции, Кошкин повторил свои имя и звание, на что ему ответили вполне по-еврейски, спросив: а какого флота, собственно, адмирал? Следующая фраза, какой бы она ни была, осталась несказанной, и о ее содержании можно только (хотя и с большой степенью вероятности) догадываться, ибо в этот момент из тени планеты выдвинулась эскадра в количестве восьми кораблей. Кошкин мгновенно сбавил обороты — он явно проигрывал Виктору и по числу кораблей, и по огневой мощи, а с учетом практически пустых бункеров, общего плачевного состояния своей эскадры и полного отсутствия где-либо в окрестностях других баз его позиции были, мягко говоря, не очень выгодными.