Но все равно впечатляет, даже очень, а вот сам лейтенант Виктор Алексеевич Михайлов (надо же, даже отчество вспомнилось) стоит в конце дорожки, весь из себя при параде, мундир парадный отглажен, чего за ним и в период, так сказать, активной службы никогда не наблюдалось, поблескивают на солнце капельки воды на начищенных сапогах, сам широко улыбается. Левая нога чуть вперед, руки за спиной, на поясе, строго, с точностью до миллиметра на положенных местах кортик, лучемет… Нет, не лучемет — штатная офицерская «кобра». На голове фуражка — тоже парадная, ну прямо образец офицера, что тут скажешь. Словом, если лейтенант пытался произвести впечатление, то это ему удалось.
Но Кошкин вряд ли дослужился бы до своих звезд, если бы не умел владеть собой. Максимум, что он смог себе позволить, это секундная заминка на трапе, но это можно списать и на резкую смену освещения. А потом он пошел по красной ковровой дорожке так, будто было это для него делом привычным и уже успевшим наскучить, хотя, по чести говоря, так его встречали в первый раз. Все ж таки простой офицер, ни с какого боку не ФИГУРА. Впрочем, теперь уже, может быть, и фигура — все же командует эскадрой, да и по результатам операции погоны с орлами ему вполне светят. Так что, может, и не фигура еще, но уж и никак не пешка.
Когда он дошел до конца дорожки, Михайлов молча протянул ему руку. Потом сделал широкий приглашающий жест в сторону стола. Кошкин кивнул и, не дожидаясь повторения приглашения, двинулся первым — запах свежей, натуральной, а не консервированной пищи приятно щекотал ноздри. Виктор все так же молча последовал за ним.
Кошкин ел не торопясь, со вкусом смакуя еду — простую, но великолепно приготовленную. Похоже, повара здесь были замечательные. При этом он зорко, хотя и вроде бы незаметно (ха, незаметно!) наблюдал и за Виктором, и за всем, что творится на берегу. К его глубокому удовлетворению, у людей, сопровождавших лейтенанта, дисциплина была, похоже, железная. Повинуясь не жесту даже, а так, движению бровей почетный караул мгновенно рассосался, причем не просто разошелся кто куда, а занял ключевые точки, вполне грамотно контролируя и берег, и все подходы к нему. А вот что каперангу решительно не понравилось — так это то, что контролировали они, похоже, не только и не столько берег, сколько его самого, ну и еще его драккар. Как-то не вязалось это с образом заждавшегося спасателей Робинзона в окружении Пятниц. Видимо, изменение в настроении Кошкина не укрылось от Виктора, поэтому, как только закончилась трапеза, он и врезал Кошкину правду-матку.
Сначала рассказал свою историю — честно и без утайки. Рассказал про этот мир и про свою в нем роль и регалии. Про американцев тоже рассказал, правда, про драккары, и свой, и трофейные, умолчал деликатно. Кошкин тоже на этом моменте вопрос решил не заострять — трофеи по мере сил и возможностей многие собирали, и если парнишка решил собрать личную коллекцию драккаров — пусть его. А заодно уж, чтобы не заводить разговор вторично, Виктор популярно обсказал и свое мнение и про уродский одиночный рейд, и про головотяпство начальства, ну и про то, что за собственную жизнь и как минимум судьбу он весьма и весьма опасается. Ну и добавил под конец все, что думает про эскадру, сюда явившуюся, и умников, которые на ней служат: вон, четверо в драккаре, связанные парятся, можете забирать.
Вот в этот момент Кошкин прибалдел вторично. Справиться с четверыми офицерами разведки… Ну не совсем офицерами, ибо курица — не птица, прапорщик (ну или как сейчас мичман) — не офицер, но все же… Два офицера и два мичмана-десантника — это более чем серьезно. Теоретически четверо таких орлов (десантников готовят по сокращенной программе и не в академиях, но ребята они все равно крутые), да при драккаре, могут завоевать всю планету. А тут им наваляли по самое не балуйся. И, главное, ради чего?
На этот вопрос Виктор Кошкину ответил. |