— Что он сказал? — спросил ротный. — Кто-нибудь понимает по-русски?

— Он попросил пить, герр оберлейтенант, — сообщил оберягер Бюндель. — Я знаю русский.

Ни говоря ни слова, Дитер фон Берне отцепил от пояса свою фляжку, открыл ее и поднес горлышко к губам пацана. Тот сделал несколько жадных глотков, поперхнулся и закашлялся.

— Пока довольно, герр офицер, — Северин мягко отстранил руку с фляжкой. — Обезвоживания у него нет.

— Бюндель! — фон Берне обернулся к оберягеру. — Спросите у него, хотя бы, как его зовут.

— Яволь. — Унтер встал на одно колено рядом с пареньком и по-русски, медленно и раздельно, произнес: — Как тьебя зов'ут, мальчьик?

— Гена… Кудрин, — тихо прохрипел тот, и снова потерял сознание.

— Was?!! — всем присутствующим показалось, что сейчас у оберягера глаза лопнут от изумления.

— Что он сказал? — поинтересовался фон Берне.

— Прошу простить, герр оберлейтенант, но, если я правильно понял, он утверждает, что его имя — Гейнц Гудериан!

Герзе, казармы I-го батальона 100-го горного полка.

12 марта 1940 года, 08 часов 25 минут.

В иное время года и при иных обстоятельствах Дитер фон Берне с удовольствием побывал бы в этом городке. Прекрасные пляжи, приятные пейзажи — тишь, благодать… Деревня чертова. Или как это турки называют? Аул? Или не аул? Надо бы узнать, потому как от командования пришел приказ: «Офицерскому составу выучить турецкий язык в кратчайшие сроки, для максимально полного взаимодействия с союзниками». Видел Дитер этих союзников — без слез на таких вояк и не глянешь. Не радовали турки оберлейтенанта ни вооружением, ни выучкой. Да и участившиеся переезды также отнюдь не радовали. Вроде бы едва-едва успели обустроиться под Бухарестом, обжиться — и тут раз тебе, и такой поворот. Быстро пакуй вещи и отправляйся в Турцию, незнамо от кого ее защищать.

Вернее — от кого, это-то, положим, отлично известно. А вот весь вопрос в том — на хрена? Мало того, что Кригсмарине в полном составе уже который день не может выловить в луже, именуемой Балтийским морем, франко-британскую эскадру — да что эскадру, даже торпедированный подводниками английский авианосец изловить не могут, сжигая тонны топлива почем зря, — так теперь русских не только на море, их еще и на суше надо защищать! Прут англичане с французами на вас через Турцию, так помогите президенту Ине… Ину… Инёню (вот фамилия — язык сломать можно!), введите войска с Кавказа. Ах, там восстания? И в Крыму тоже? И на Украине? А почему в Фатерлянде никто восстание не поднимает? А потому, что если б в Рейхе были недовольные, их бы уже давно не было! Нет, видать, у русских фюрер, как его — Сталин? — какой-то мягкотелый. Либерал, не иначе. Вот и доминдальничался с оппозицией: война, а у него недовольные. И детишки тонут почем зря.

Зрелище пляжа, покрытого изуродованными детскими телами — в этом фон Берне не желал признаваться даже себе, — произвело на него жуткое впечатление. В первый миг хотелось того урода, который сбросил бомбы на пароход, нет, не удушить, порвать на множество кровавых кусочков, причем ме-е-едленно. Чтоб помучился, гад. Это потом уже холодный разум убеждал своего владельца, что пилот британского «Mosquito» не знал, что или кто находится в трюмах корабля: люди, нефть, военные грузы для турецкой армии, или, например, грузинское вино. Человек просто выполнял поставленную задачу — топить все, что плавает. Знай он о пассажирах, отвернул бы, наверное, ручку штурвала, не сбросил бы свой смертоносный груз на старую калошу… Но это понимал разум.