|
В коридоре разносилось гулкое «вжжжжих-вжжжих-вжжжжих». — Ошибаешься, дорогой мой Кайл, — хохотнул он, — Это ты никогда не выйдешь отсюда живым! И в следующую секунду в темноте коридора мелькнули ярко-циановые точки. Застрекотал пистолет-пулемёт, а потом беспомощно защёлкал — обойма опустела. Гулко рассекли воздух титановые клюшки, раздались хлюпающие звуки, захлёбывающийся вопль, утробное рычание. Стая вернулась, вероятно, за новой порцией мяса — на окровавленной постели его валялось ещё предостаточно. Миголь закрыла голову руками и кричала, будто это её кромсают на куски. И вот в комнате дохнуло холодом. На пороге, почти полностью заняв дверной проём, стоял громадный Вратарь, неподвижный, в белой пластиковой маске, почти не отличимой от его лица. Вероятно, он пришёл за мозгом жертвы, который подобострастно приберегла для него стая. Он повёл головой из стороны в сторону, принюхиваясь. Старший Советник поднялся из своего укрытия, облегчённо вздохнув. — Уффф, как вы вовремя… — Это, — огромная лапища в пластиковой «латной» перчатке указала на него, и Клаус Клеменс-Зорге вздрогнул, на секунду похолодев, точно его уже коснулось мертвящее дыхание криогенного чудовища. — Это мясо. Дай мне, — прогудело из-под белой маски, и Старший Советник понял, что Вратарь требует младенца у него на руках. — Это? — он сглотнул, — Но…Эмм… разве вам не достаточно того, что вы сегодня получили? Вы можете пировать на этой базе ещё месяц, не охотясь… — Это! — грозно рявкнул Вратарь, плавно вкатываясь в комнату, и Старший Советник инстинктивно прижался к стене спиной, едва не споткнувшись о Миголь. Громадная квадратная из-за доспехов туша приближалась, и он быстро швырнул младенца от себя. Вратарь поймал вякнувшее дитя, которое сжал вовсе не бережно. Потом снял маску. Его тонкие ноздри трепетно втягивали кровавый свежий аромат недавно народившейся новой жизни, а на красивом, как у классической статуи, лице отразилась мягкая, даже ласковая улыбка. После чего Вратарь осторожно подул в сморщенное красное личико новорождённой девочки, она взвизгнула и постепенно стихла. Потом она покрылась инеем, и Вратарь принялся аккуратно отламывать заледеневшие крохотные пальчики один за другим, отправлять их в тёмно-синий, почти чёрный рот и смаковать. Старший Советник отвернулся, проговорив: — Ну наконец-то перестала пищать… Миголь не слышала и не видела ничего. Всё было слишком страшно. И слишком по-настоящему. Очнулась она от рывка за плечо. Взвилась, закричала, попытавшись отбиваться. — Ну тише, тише, милая, это же я, — тихо и даже успокаивающе проговорил муж, погладив трясущиеся острые плечи юной жены, которая никогда не была настоящей женщиной, — Всё кончилось. Миголь прижалась к груди мужа и разревелась. — Всё хорошо, всё хорошо. Поехали домой, — Старший Советник, приобняв полуголого тощего парнишку за плечи, повёл его с собой на воздух. В темноте позади них хоккеисты понаглее уже добрались до объедков «со стола» своего вожака и порыкивали друг на дружку, отнимая куски посочнее. Миголь уснула в машине, будто сознание милосердно отгородило её от всех ужасов недавнего прошлого. Клаус Клеменс-Зорге достал из кармана серебряный портсигар, отложив пистолет рядом с собой на кожаном сидении, и закурил. Закашлялся — не курил, казалось, целую вечность. Ох, как же завтра будет болеть голова от всего этого. Надо будет самым тщательнейшим образом подойти к охране лабораторий. И к персоналу. Кайла стоило ликвидировать ещё когда он работал старшим биологом, ведь уже тогда были заметны его убеждения. |
