|
Изобразив удар ногой снизу, от которого он закрылся в какой то хитрой стойке, я подпрыгнул и обрушился на него сверху вниз. Всем весом. Вложил в удар всю свою силу и злость, выплёскивая весь страх и ярость. Удар попал точно в переносицу. Под кулаком хрустнуло, брызнула кровь. Каратист упал как подкошенный. Пошатываясь и морщась, открываю кран и подставляю ноющую руку под ледяную воду, боль немного утихает, и мне остается только надеяться, что там простой ушиб и никаких трещин. Я переступаю через ноги поверженного врага и выхожу из туалета. Вываливаюсь в коридор, устало прислоняюсь к стене и тихо сползаю по ней, усаживаясь прямо на пол. Такое ощущение, что с последним ударом из меня все силы ушли. Пошел откат. Вижу ошарашенные лица Альдоны, Сергея Сергеевича и еще целой группы товарищей, стоящих у дверей в актовый зал. - Врача. Быстро! Алька срывается на бег, а добежав, падает передо мной на колени и с тревогой начинает ощупывать меня – Да, не мне врача. Там в туалете… Машу устало рукой, и теперь уже Сергей Сергеевич бросается к двери и застывает в коридорчике на пороге мужского туалета, оторопело рассматривая учиненный нами погром - Ё…. … … … … Ни на секунду тебя Селезнев нельзя оставить одного!! Ё…. … … … … Красиво матерятся наши чекисты…! Хотя я Сергей Сергеевича я отлично понимаю. Расхлебывать все это безобразие теперь придется ему. Еще и втык получит за ненадлежащую охрану. А я получу втык от Веверса – к бабке не ходи. Вслед за безопасником в туалет заскакивают и все остальные, а через минуту выносят оттуда моего врага. Кто-то приподнимает ему голову, пытаясь остановить кровь, кто-то пытается привести его в чувство. Наконец, тот глухо стонет и открывает глаза. Крепкий кряжистый мужик с черными усами, по которым я безошибочно опознаю Тадеуша Касьянова, зло выдыхает и поворачивается в мою сторону. - Парень, ты с ума сошел!? Что за разгром вы тут устроили?? Ты ему еще и нос сломал, а это подсудное дело! Я встаю и равнодушно пожимаю плечами: - Можно подумать, что это я на него напал! Он первый начал - Первый, второй... – в толпу вокруг нас протискивается хмурый Говорухин. Рядом с ним стоит круглолицый, усатый мужик в пиджаке. Ага, режиссер Борис Дуров. - Теперь начнется – вздыхает режиссер – Милиция, протоколы… - Съемки на неделю встанут – кивает Говорухин - А у нас график! - Что же вы, Тадеуш Рафаилович – Дуров поворачивается к Касьянову – За своими учениками не смотрите? - А на его подопечного, похоже, и так уже в Москве давно заведено уголовное дело за нанесение побоев с использованием приемов каратэ - Сергей Сергеевич подходит к блондину, который уже пришел в себя и наморщив лоб, рассматривает его. Узнает. – Ну что, каратист, допрыгался? Побои, злостное хулиганство, да еще и вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. Пятирик народные судьи тебе накинут? Как думаешь? Вот ничему тебя, дурака, жизнь не учит?! После прошлой драки восемь потерпевших на тебя показания дали, а ты все никак не успокоишься и ищешь новые приключения! - Это правда? – Касьянов хмуро сдвигает брови и переводит взгляд на блондина. Тот молчит, как партизан, только глаза отводит. - Товарищ Касьянов, нужно лучше следить за своими буйными учениками. Он с 26-го февраля в розыске и бегах, а вы, оказывается, до сих пор не в курсе - Наш Сергей Сергеевич продолжает нагнетать обстановку. И правильно. За своих учеников отвечает учитель. Касьянов поднимается в полный рост, грозно нависая над своим подопечным: - Так вот почему ты уехал из Москвы, Костя? Никакой болезни отца не было? - «Костя» отворачивается и продолжает молчать. – И что прикажешь с тобой теперь делать? - А что вы можете сделать? – наш Сергей Сергеевич суров как само советское правосудие. |
