Я встаю и подхожу к окну, рассматривая через стекло яркое весеннее небо. Говорю тихо. Проникновенно. Чтобы до этого упертого латыша уже дошло, наконец.

- Давайте не будем ссориться по пустякам. Если вы сейчас проявите неуступчивость, я ведь все равно придумаю способ, как вывернуться. Но тогда уж простите, заниматься делами фонда и рвать жилы, зарабатывая деньги для ваших спецопераций, я больше не стану. Мне хватает и того неподъемного груза, что возложили на меня Романов со Щелоковым. А ведь я не двужильный. Да и времени на все это у меня уже просто физически не хватает. Пощадите, Имант Янович! Отвык я уже копейки считать за тридцать-то лет, чай не мальчик давно...

Молчим… Каждый думает о своем. Наболевшем. И у каждого из нас, наверное, своя правда. Но прогибаться «чего изволите» больше не хочу. Хватит. Напрогибался уже в прошлой жизни по самое «не могу». Пусть сам теперь решает, что ему важнее – деньги или нормальные отношения со мной.

- Ладно… забудем об этом разговоре. Но хочу, чтобы ты понимал и мою позицию: дело не в деньгах. Просто …так правильно, понимаешь? Только ты в той своей ненормальной жизни об этом успел забыть.

Я пожимаю плечами и возвращаюсь за стол. Напряжение спало, консенсус найден. Вроде бы добился своего, но ощущение такое, словно вагон в одиночку разгрузил.

- Имант Янович, мне бы еще нужно сегодня с айфоном поработать. Впереди съемка антивоенного клипа, надо посмотреть, что в сети есть на эту песню. И хотел спросить: наверняка у вас в конторе есть высокочувствительная записывающая аппаратура с подавлением шумов? Нельзя ли ей воспользоваться, чтобы не мучится, переписывая вручную слова и ноты песен? Давайте хоть в этом вы облегчите мне задачу. Тогда мне не придется сюда мотаться и тратить время на дорогу.

Веверс задумывается ненадолго и согласно кивает.

- Хорошо. Такая возможность есть. Можно еще и чувствительную камеру попробовать использовать, чтобы записать изображение с экрана айфона.

- Отлично! Я бы тогда дома и с видеокассетой поработал.

- Только не оставляй эти кассеты без присмотра. Твой Коростылев этого видеть не должен. Я его кстати, предупредил насчет клада. Чтобы молчал в тряпочку. И взял подписки о неразглашении.

Эх… Леха, тоже попал под каток КГБ.

Генерал выходит из кабинета, оставляя меня одного, и я, наконец, перевожу дух. Уф-ф… Я даже и не рассчитывал на такое чуткое понимание.

14 мая 1979, понедельник

Москва, Серебряный бор

Разбудил меня далекий телефонный звонок. Вставать не хотелось совсем. Тело ломило, голова была тяжелой. Но звонок не умолкал. Будь проклят Александр Белл, придумавший это чудовище. Я встал, и путаясь в новой обстановке, попытался найти телефон. Нашел радиотелефон на подзарядке в прихожей на специальном столике.

- Алло – я зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть

- Виктор? – в трубке раздался приятный мужской голос - Это секретарь товарища Щелокова, майор Трегубцев. Николай Анисимович просит тебя приехать на Огарёва. Когда за тобой удобно выслать машину?

Я еще раз зевнул, пытаясь сообразить зачем я так срочно нужен всесильному министру МВД и члену Политбюро. Разве что это вызов из серии «на ковер» по итогам Кельна…

- Да можно прямо сейчас... Минут через сорок я буду готов.

Тут я услышал шлёпанье позади, обернулся и узрел жующего Леху.

- Хотя постойте, не надо машину. Я сам приеду

- Отлично, мы ждем!

Вешаю трубку и вопросительно смотрю на «мамонта».

- Еще вчера Имант Янович позвонил, объяснил, где вы теперь живете – пожимает плечами Леха – А утром еще раз набрал и вызвал «с вещами»

Этого Веверса становится слишком много.