— Вы не интересовались, откуда он родом, кто его родители?

— В окружении было не до политбесед, нам нужно было выжить.

— Что было потом?

— У нас оставались кое-какие медикаменты. Наш фельдшер обработал его рану, наложил чистую повязку. Дело пошло на поправку. Потом красноармеец Баширов доложил мне, что видел у Несчетного листовку.

— А я вот полагаю, что вы ошибаетесь, у меня был обстоятельный разговор с бойцом Башировым, он рассказал, что старший лейтенант был некурящим. И со слов Баширова, прежде чем Несчетный положил листовку в карман, он внимательно ее прочитал.

— Баширов не докладывал мне о таких деталях. Хочу сказать одно, когда я проверял у старшего лейтенанта документы, то никаких листовок не видел. Даже если она у него и была, то он использовал ее в качестве курева.

— Вам известно, что произошло между Башировым и Несчетным?

— Знаю, что они не ладили, — несколько устало произнес Романцев. — Всякие конфликты я старался пресекать в корне, но за всеми отношениями я уследить не мог. Может, между ними случилось что-то и посерьезнее, но я не в курсе.

— Что потом стало с этим Несчетным?

— К сожалению, он был убит в одном из столкновений, — выдержал Тимофей жестковатый взгляд подполковника.

— Почему вы отказались от назначения в Москву?

— Мне поручено расследовать убийство старшего лейтенанта Григоренко, и я хочу довести дело до конца.

— Вы свободны, товарищ капитан, — сухо произнес Кондратьев и уткнулся в бумаги.

От казенной строгости подполковника на душе у Тимофея малость отлегло.

Глава 3

Беги, емое!

Романцев вернулся в штаб дивизии. Прочитал полученные донесения от осведомителей. В них не содержалось ничего такого, что было бы достойно внимания: кто-то жаловался на скудное питание, кому-то не дали обещанный орден, а кто-то, не обращая внимания на предупреждения командиров, собирал с земли немецкие листовки на раскрутку. Здесь тоже было свое объяснение: в последнее время с бумагой возникла некоторая напряженка, бандеровцы подожгли склад с имуществом, в котором сгорело десять тонн бумаги, предназначенной на курево.

Тимофей решил пройти на передовую. Все-таки его работа не только штаб, а общение с личным составом. Возможно, кому-то захочется выговориться, а кого-то и подбодрить нужно. На войне любая помощь впору!

Закрыв дверь штаба, он вышел в коридор. Ему навстречу двинулся сержант Сорочан:

— Товарищ капитан, а вы далеко?

Капитан невольно усмехнулся: вот разбаловал бойцов, скоро они рапорт начнут с него требовать, и весело спросил:

— Для какой надобности интересуетесь, товарищ сержант?

— Старшина Щербак приказал присматривать за вами. Ведь что делается-то в округе!

— Ах, вот оно что. А сам-то он где?

— У него дело какое-то в штабе полка образовалось, — широко заулыбался боец.

— Какое еще дело? — удивился Романцев. — Почему я об этом ничего не знаю?

— Дело личного характера. Ему там одна связистка нравится, Марусей ее зовут. Только, на мой взгляд, ничего ему там не светит. Не он первый к ней подкатывает.

— А я думал, что его ничего, кроме службы, не интересует. Схожу к бойцам, посмотрю, что там.

— Тогда мы с вами, товарищ капитан, — вскинулся сержант и, не дожидаясь согласия Тимофея, окликнул стоявшего невдалеке бойца: — Ткачук, ко мне!

Романцев неодобрительно покачал головой, но возражать не стал, понял, что не подействует, все равно увяжутся — боялись старшину Щербака, которого считали пострашнее средневековой чумы!

— Хорошо.