Изменить размер шрифта - +

– Союза нет и не будет, но теперь король и не противник… в общепринятом смысле. Как понимает народ. Во всяком случае, больше кровь в

сражениях лить не будем. Отныне можно проливать только на плахе, но и в этом случае будем стараться обходиться без такой жестокости, а

довольствоваться простым сжиганием на кострах, повешением, удавливанием и прочими утоплениями. Кротко, смиренно, без пролития. Еще можно

давить или ломать хребты в кожаных мешках, как делали монголы Чингисхана, дабы солнце не видело их крови.
Отец Дитрих бросил за такие подробности неодобрительный взгляд, а сэр Растер спросил деловито:
– А ночью можно?
– Ночью добрые люди спят, – огрызнулся я, – только ворье всякое бодрствует, жулики, политики и любовники. Правда, ночью вообще-то и

совершаются тайные казни…
– Значит, можно, – подытожил сэр Растер. – Даже в самых-самых законах есть «но»!
– Если кротко и смиренно, – напомнил я, – и очень хочется, то можно.
Отец Дитрих проговорил медленно:
– И что же, сын мой, ты вынужден прекратить священную войну за веру?
– Ни в коем случае! – возразил я пылко. – Первая часть войны за души выиграна. Мы показали, что воины Христа не подставляют левую щеку, а

бьют раньше, чем получат по правой. Теперь ваша война, отец Дитрих!.. Священникам нигде не смеют чинить препятствий. Черные мессы

зародились не потому, что их велел ввести король Кейдан. Все гораздо хуже, святой отец. Слишком много душ поддались уговорам дьявола жить

проще и беззаботно, а это всегда приводит к пропасти! Не думаю, что король или кто-то станет защищать подобных людей…
– …открыто, – вставил сэр Растер глубокомысленно.
– Точно, – согласился я. – Открыто никто не рискнет. А вот мы правы, потому нам скрывать нечего. Кроме того, что скрывать надо. А раз не

скрываем, то у нас возможностей намного больше. Конечно, в первую очередь мы должны проповедовать наш благочестивый образ жизни, а выжигать

язвы лишь тогда, когда жизнь по Христу активно отрицают.
Сэр Растер шумно поскреб в затылке.
– А как узнать? Или убивать всех, а Господь разберет?
Я вздохнул, обращаясь к отцу Дитриху:
– Насколько человечнее, это я понимаю, не уничтожать черномессенцев и прочих еретиков, но попытаться вернуть в лоно церкви!
– Истинно молвишь, сын мой, – сказал отец Дитрих растроганно.
– Ведь, – продолжил я, – если человек, не зная дороги, заблудится среди вспаханного поля и слегка потопчет посевы, лучше вывести его на

правильный путь, чем с яростью выгонять с поля палкой! Но это в идеале, однако живем в грубом мире, потому меч и плаха пока что лучший

способ борьбы с перхотью.
Отец Дитрих грустно умолк, сэр Растер довольно хохотнул.
– Зато в Сен-Мари легче выйти в люди, чем в Армландии, если не боитесь испачкаться! Здесь недостаток совести обычно компенсируется денежным

достатком… ха-ха!
Отец Дитрих сказал сэру Растеру ласково:
– Возвращайся, сын мой, к своим боевым товарищам. Нам с сэром Ричардом нужно обсудить скучные для тебя духовные дела, ибо паладинство –

тяжкая ноша.
Сэр Растер откозырял, хотя на лице отразилась острая жалость, – что-то явно тоже хотел сказать наедине, – взобрался в седло и ускакал.

Бобик посмотрел вслед с жалостью и вздохнул грустно. По-моему, он воспринимает могучего рыцаря как хорошего напарника, с кем так хорошо

охотиться в лесу и ловить рыбу в ручьях.
Я чувствовал, как между мной и отцом Дитрихом растет напряжение, наконец великий инквизитор спросил, не глядя на меня:
– Странные слухи доходят до меня, сын мой…
– Обо мне? – спросил я напрямик.
Быстрый переход