|
— Почему? — Тогда владыки замка сами нарушили договор! А мы при всем терпении народ весьма чувствительный… Она засмеялась: — Да? Ты выпил уже больше, чем пьет Аль Кей, а у тебя ни в одном глазу! Это ты чувствительный? — Просто мы крепкий народ, — возразил домовой с чувством собственного достоинства. — Даже крепче вас, людей. Она засмеялась, возразила, не прерывая работы: — В тебя столько не влезет! Трепещущий свет делал ее румяные щечки, и без того пухлые, вообще золотыми и такими сочными, что мне захотелось если не укусить, то хотя бы ущипнуть, давно не видел такого здорового и созревшего лица. Свободное платье хоть и скрывает выпуклости очень развитой фигуры, но перед домовым девушка не очень-то стесняется: при таком глубоком вырезе платье еще и сползло с одного плеча, округлого и сочного, как у душечки, мне отсюда кое-что видно. Хороша, удивительно хороша для любителей таких вот пышненьких и упитанных, с толстыми ляжками и грудью, похожей на две дыни. Христина, вспомнил я ее имя. Христя. Хорошее имя. Из небольшого окошка, где темно-синее небо, странно четко падает лунный луч, но рассеивается, не коснувшись усыпанного соломой пола. Домовой спросил с некоторой обеспокоенностью: — А ты не слишком рискуешь, ночуя здесь? Она покачала головой.. — Знаешь, в людской все сразу засыпают, а я не могу так сразу. Здесь я полночи хоть чем-то занята. — А хозяйка знает? — Зачем ей знать такие мелочи? Она — хозяйка всего замка. И всего острова. До этого я колебался, показываться или нет, но раз уж эта девчушка тоже нарушительница, то я тихонько выдвинулся из тени, кашлянул скромно. Домовой моментально исчез, девушка подпрыгнула, уронив с колен пряжу. Глаза в испуге расширились. — Кто здесь?.. Кто вы? Я легонько поклонился. — Можно на «ты». Ты меня уже видела, я — новый челядин, меня сегодня леди Элинор перевела из леса в замок. А ты, как я помню, Христина. Верно? Она кивнула, уже с великим облегчением, на лице настороженность, но села, не сводя с меня взгляда. — Верно… Тебе не сказали, что ночью нельзя по замку?.. Я приблизился, осторожно опустился на скамейку. Фонарь с пола подсвечивает ей лицо, делая румянец на щеках ярче, зато глаза остаются в тени и выглядят огромными и загадочными. — Да вроде бы нет, — проговорил я с неуверенностью. — Понимаешь, я не слишком умный и памятливый… Может быть, и говорили, да я забыл? Мне надо не просто сказать, а три раза повторить, а то у меня ранний эклер наблюдается. Это когда память изменяет где-то и с кем-то. Так что ты меня не выдавай, а я смолчу про твои ночные бдения с этим… в вязаном колпачке. Где он прячется? Меня можно не бояться, я человек безобидный. Она смотрела на меня с любопытством и уже с жалостью, как смотрят на тронутых умом. — А ты откуда? — Не знаю, — ответил я честно. — Как это? — Потерялся я, — объяснил я сокрушенно. — Вот взял и потерялся. — От своих отстал? — Наоборот, мои все остались там, а я заблудился и вышел через лес к озеру. Здесь меня взяла леди Элинор и пристроила к кухне. Ее глаза загорелись любопытством, на толстеньких щечках появились умильные ямочки. — Так ты жил в лесу? — Нет, — сказал я терпеливо и добросовестно повторил историю, как я вышел ставить силки на курдлей, но поскользнулся в ручье на камне, я ж такой неуклюжий, такой неуклюжий, упал и ударился головой о камень… камень треснул, ну я когда вылез из воды, то здесь и деревья совсем другие, и почему-то осень, а я упал почти что в талую воду, весна только-только… Она спросила непонимающе: — Ты что же, все лето пролежал в ручье? Ну ты и намок, наверное! Из темного уголка раздался хрипловатый голос: — Вода его вынесла из свернутого королевства. |
