Это было золотое дно, и Савич не собирался им жертвовать в угоду Хэтчеру.

На первом этаже склада, в цехе, было шумно, грязно и жарко, в противоположность прохладному оазису его офиса на втором. Хотя эти пространства отделяла друг от друга только короткая поездка на грохочущем грузовом лифте, с эстетической точки зрения они были как небо и земля.

Он не жалел денег, окружая себя роскошью. Его кожаное рабочее кресло было мягче сливочного масла. Полировка стола — сверкающей и гладкой, как атлас. На полу лежал шелковый ковер самой тонкой работы, какой только можно было купить за деньги.

В секретарях у него состоял Кении, гомосексуалист, чья семья пустила в Саванне глубокие корни, отличаясь, к его несчастью, завидным долголетием. Изнывая от нетерпения, Кении ждал, когда же его престарелые родители умрут и он, как единственный сын и наследник, получит долгожданный бесценный судебный архив.

Пока же он работал на Савича, смуглого, таинственного и восхитительного. По вполне понятным причинам тот стал проклятием для его родителей, но навсегда завоевал слепую преданность Кении, когда неторопливо задушил рьяного гомофоба, подловившего Кении возле бара для геев и избившего его до полусмерти.

Их сотрудничество было взаимовыгодным. Савич предпочитал Кении секретаршам женского пола. Женщины все до единой стремились вступить с ним в сексуальные отношения, глубина которых зависела от их индивидуальности. Он не смешивал флирт с бизнесом.

Кроме того, женщины слишком легко поддавались на лесть или даже просто доброе отношение. Копы с федеральными агентами часто пользовались этой женской слабостью с целью получения информации. Однажды они попытались таким образом поймать его за руку. Ничего не вышло — секретарша исчезла бесследно. Он заменил ее Кении.

Кении вскочил на ноги в ту же секунду, когда Савич перешагнул порог своего офиса. Он кивнул на закрытую дверь рабочего кабинета Савича, и хотя из его тщательно уложенной прически не выбилась ни одна прядь, было заметно, что он сильно взволнован.

— Вас ждут, и с большим нетерпением, — преувеличенно-драматически прошептал он.

Савич мгновенно насторожился, ожидая засады, — в голове сразу вспыхнуло «Хэтчер», — и взялся за пистолет на поясе.

Брови секретаря испуганно дернулись вверх.

— Это не то. Иначе я бы вам позвонил. Думаю, от такого свидания вы бы ни за что не отказались.

Теперь, подгоняемый больше любопытством, чем тревогой, Савич подошел к двери и распахнул ее. Гостья стояла к нему спиной и смотрела в окно. Услышав его шаги, она обернулась и сняла темные очки, закрывавшие половину лица.

— Элиза! Какой неожиданный и приятный сюрприз. Твое появление всегда подобно бальзаму на раны.

Она не улыбнулась в ответ на его широкую улыбку и лесть.

— Рада слышать, потому что у меня к тебе дело.

Звание сержанта много привилегий не давало, но одной из них был отдельный кабинет в дальнем конце узкого помещения, в котором располагался отдел насильственных преступлений.

Проходя мимо стола Диди, Дункан ей кивнул. В зубах он держал пончик, в одной руке — пластиковый стаканчик с кофе, другой подцепил пальцем за вешалку спортивную куртку, а под мышкой торчала газета. Он вошел в свой кабинет размером не больше чулана и даже присесть не успел, как Диди, следовавшая за ним по пятам, решительно шмякнула ему на стол папку.

— Его звали Гэри Рэй Троттер.

Дункан не был «жаворонком». Честно говоря, утро он просто ненавидел.