В котором легионы их раздавят.

Наше тело всегда испытывает боль. Не бывает такого, чтобы мы ее не испытывали. Жизнь — это боль. Удобство — не отсутствие боли. Это временное равновесие между приятными и неприятными ощущениями.

Равновесие между раздражением и… раздражением.

Смешно.

Наше тело, если перестает испытывать любой, хотя бы странный сигнал боли, начинает тревожиться. Тело начинает думать, что уже мертво.

Я хмыкаю.

Предпочитаю быть раздраженным, чем мертвым.

А сейчас я чувствую, как ноет в желудке — когда смотрю на то, как отряд наших всадников играет вперегонки с конными германцами. Их смешные желтые кони… Куда им до отличных испанских коней наших эквитов?

Вперед, эквиты!

Молодец, Метелл!

Они вырываются вперед. Мчатся, опережая гемов на половину стадия. И отрыв между эквитами и германцами все увеличивается…

— Метелл! — ликуют в рядах легиона. — Так их!

Молодой префект легионной конницы. Красавец и умница. Хвастун, щеголь, бабник, но — отличный наездник.

Его лошадь — прекрасная белая кобыла — мчится, словно выпущенная из лука. Мы видим, как за ней со всех сторон срываются в погоню конные германцы. Проклятье.

Но куда им? Все, что они могут сейчас видеть — спина Метелла и круп его лошади.

Метелл вырвался.

А значит, вести дойдут до адресата.

Только бы Арминий успел.

Брат, нам нужна твоя помощь…

Потому что легионы уже изнемогают.

— Легат?

Я говорю:

— Мой префект сумел прорваться.

Квинтилий Вар поднимает голову, лицо его вдруг оживает. Конечно, это выход.

— Он найдет Арминия?

— Думаю, да. Метелл — надежный человек. А три когорты — слишком большая сила, чтобы не затеряться просто так. Он их найдет. И приведет сюда.

Когда я отъезжаю от палатки, меня догоняет командир Восемнадцатого Галльского.

— Мы идем в западню, — говорит Нумоний. — Ты ведь это понимаешь, Гай?

— И?

— Теперь они нас погонят со своей земли. Мы захватчики, помнишь? — говорит Нумоний Вала.

Некоторое время я молчу. Захватчики — римские убийцы — убивать без жалости. Логическая цепочка.

— Нет, — говорю я. — Не помню.

Матросы начинают кричать.

Квинт поднял голову, ветер теребил светлые волосы на лбу. В его руках — письмо. Сверху появилась смуглая голова, совершенно разбойничья с виду.

— Что там?

— Акулы, префект.

Он выпрямился.

— Вижу.

Темные следы в воде. Пенные росчерки. Черные треугольники плавников.

— Приготовьте мясо.

Принесли ведра. Особая мясная вонь от них, Квинт прищурился. Выбрал ведро и погрузил руки, вытянул несколько кусков. Поднял. С кровавой вырезки стекали по предплечьям и падали вниз капли. На палубе осталась цепочка красных пятен.

Квинт размахнулся и швырнул кусок мяса далеко в море.

Он медленно пролетел по дуге и упал в воду. Плюх!

Либурна набирала ход.

Весла поднимались и опускались в волны под удары барабана. Белая пена захлестывала деревянные лопасти, вскипала.

Черные плавники резали лазурную гладь.

— Легат! Из леса выходят всадники. Похоже, в римских доспехах…

— Где?!

И вот — долгожданная помощь. Сюда идут германские союзники!

Наконец‑то.