Стир. Германский великан — безумец. Я сжимаю рукоять гладия. Вот где бы нам пригодились военные машины! Скорпион, потерянный вместе с обозом. Его гигантской стрелы хватило бы и на этого великана.

Но машин у нас больше нет.

Время застывает.

Один миг — и все снова начинает двигаться. Молот взлетает — я вижу насечки на бронзе…

Наши ряды расколоты. В образовавшуюся брешь вливаются гемы… которые сами стараются держаться подальше от Стира. Отлично. Гемы смирились со своим прирученным чудовищем, своим выродком… И сами же его боятся.

Гигантомахия.

Когда дети Титанов и Людей, гиганты собрались штурмовать небо, против них встали боги.

И эта битва стала последней.

Эта легенда мне всегда нравилась. Боги, ростом с обычных людей, против гигантов ростом с пятиэтажный дом.

— Дайте мне пройти, — говорю я. — Ну же! Быстрее!

Вместо того чтобы расступиться, моя охрана смыкает передо мной ряды.

— Тит! Что за?!

Тит Волтумий качает головой. В висках — седина, от носа идут скорбные линии. Центурион усмехается, в уголках глаз собираются насмешливые морщины.

— Я не знаю, как должны умирать старшие центурионы, легат. Но очень надеюсь: быстро.

— О чем ты говоришь, Тит?!

— Вам нельзя. Мне можно. — Он разворачивается и идет. Солдаты не дают мне протиснуться за ним. Что за ерунда?!

— Разойтись! Пропустите легата! — кричу я на них. Но "мулы" стоят как стена.

— Тестудо! — орет другой центурион, не Тит. Легионеры мгновенно смыкаются в черепаху.

Эта "черепаха" ползет к великану — германцу.

Стир замечает ее и рычит. В разноцветных глазах плещется безумие — пугающее, явное, сбивающее с ног.

Один из гемов поворачивается и пытается убежать.

Стир хватает его за шкирку левой рукой, поднимает в воздух и — швыряет в "черепаху". Я моргаю. Невероятная сила! Грохот. Люди разлетаются в стороны, как игорные камни. Стоны. Крики.

"Держать строй!" — орет центурион. Другой, не Тит. "Держать!"

Наши больше не рискуют нападать на Стира. Он медленно поворачивается, как огромный медведь в окружении собак. Вокруг него пустое пространство. И — мертвые тела.

— Легат, смотрите! Легат!

Я вижу: Тит Волтумий, склонив голову, идет на чудовищного германца. В руке старшего центуриона — простой солдатский гладий.

— Эй, помнишь меня? — говорит Тит негромко.

Тишина.

Кажется, все мы — и римляне, и германцы — смотрим сейчас только на этих двоих.

Стир поворачивает голову — и ищет взглядом, не понимая. Глаза разного цвета косят еще сильнее, чем раньше. Затем Бык видит центуриона и кричит — глухо и страшно. Безумец. Огромный молот в его руках взлетает и снова опускается. Глухой удар по трупу легионера у его ног. Брызги крови…

Центурион идет. Привычным солдатским шагом. Меч у правого бедра…

— Тит! — кричу я.

Я закрываю глаза и вижу: Тит Волтумий, наклонив лобастую голову, идет на чудовищного германца. В руке центуриона — короткий гладий из плохого железа.

Он идет.

Бык кричит — глухо и страшно. Безумец. Огромный молот в его руках взлетает и опускается в очередной раз. БУХ. Глухой удар. Брызги крови взлетают и…

Центурион идет. Клинок у правого бедра.

Я вижу.

Снова и снова.

— Осторожно!

Молот опускается рядом с центурионом.