Дурацкие судебные формулировки!
— То есть…
— Да, — говорит Нумоний насмешливо. — Ты прав, Гай. Его обвиняют в измене Риму.
Палатка принципов Восемнадцатого легиона — размером с небольшую арену. Внутри расставлены скамьи: поближе для участников, подальше для зрителей. Суд — это основное развлечение для граждан Рима.
Но не во время же войны?!
Донос на Арминия, думаю я. Донос на моего брата. «До — нос». Какое интересное слово.
— Что это значит, царь? — говорю я.
Арминий усмехается. Морщины собираются вокруг голубых варварских глаз.
— Все просто, легат. Один человек… Он так жаждет моей смерти, что готов ухватиться за любой, самый нелепый повод. Не обращай внимания, Гай. Все будет хорошо.
Верно, думаю я. Все будет хорошо…
Даже если — не будет.
Появляется распорядитель.
— Арминий, сын Сегимера, римский гражданин! — объявляет он. — Займите место на скамье обвиняемых!
Арминий кивает мне и садится. Внешне он совершенно спокоен.
Смертная казнь, значит. За государственную измену положена смертная казнь…
В Риме бы его привели на нижний уровень тюрьмы Туллия, в темные, низкие катакомбы, где от падающих с потолка капель вздрагивает заплесневелое эхо — и удавили. Молча и грубо, под глухую капель. Как сделали это когда‑то с катилинариями, сторонниками Луция Сергия Катилины.
Процесс суда состоит из трех частей.
Первая: обвинительная. Речь истца (или его адвоката).
Вторая: изыскательная. Судья допрашивает ответчика. Адвокаты молчат.
Третья: оправдательная. Речь ответчика (или его адвоката) в собственную защиту.
И только после этого судья выносит свое решение.
В связи с походной обстановкой адвокатов отменили. Так что мы теперь будем наслаждаться тщательно отрепетированным косноязычием участников.
Скамья истца до сих пор не занята.
— Кто обвиняет меня? — Арминий, царь херусков, встает и оглядывает присутствующих. Он поразительно красив. Белоснежная военная туника и белый панцирь, украшенный вставшими на задние лапы львами. У Арминия короткие светлые волосы, ярко — голубые глаза и резкий профиль.
Он, проклятье, больше похож на настоящего римлянина, чем все настоящие римляне вокруг него.
Поднимается шум. Нам самим интересно, кто этот таинственный обвинитель.
— Почему я не вижу его перед собой? Видимо, он слишком занят, пересчитывая серебро?
Вокруг — смех.
Доносчику по Плавциеву закону положены неприкосновенность и денежная награда.
— Сколько мне еще ждать? — Арминий явно издевается. Молодец, брат. Он уже перетянул на себя симпатии присутствующих. Если истец еще промедлит, на его долю достанутся только свист и насмешки толпы. — Пусть этот храбрец выйдет и покажет свое лицо!
— Я обвиняю.
Тишина.
У того, кто это сказал, глуховатый варварский акцент. И тяжелый, глубокий голос.
Арминий резко оборачивается.
— Ты?
— Я.
Он стоит у бокового входа. Очень рослый. Некогда крепкий воин, сейчас он постарел, погрузнел. Стал седым и испортил характер. Сегест, царь хавков. Доносчик. Обвинитель.
А еще он — отец Туснельды.
— Благородный Сегест, — Арминий приветствует моего будущего тестя ироничным кивком. — Прости, что не признал.
Свист, крики, смех.
Свистит кто‑то позади меня. Так, что от переливов звука у меня скоро лопнет голова.
— Мне плевать, что вы обо мне думаете, — германец игнорирует шум. |