— Достаточно дать кодовый сигнал в общей сети. Там, правда, одно осложнение…
— В чем дело?
— С группой «тет» отправилась Далия Шаллон, ты ее вряд ли знаешь, она…
— Я знаю ее, — прервал Минц. — Меня сейчас не интересует, как она там оказалась в нарушение инструкций. Схема отработана, и сейчас невозможны никакие изменения.
— Я лишь сообщаю… Новый контрольный срок — четырнадцать часов?
— По римскому времени, — подтвердил Минц. — Успеха.
— С Божьей помощью, — сказал Бар-Ам и положил трубку.
В семь пятнадцать Курион доложил Президенту, что заряд не обнаружен. Сулла возлежал у стола в прежней позе, глаза его были закрыты, но Курион знал, что Президент не спит.
— Ты тоже думаешь, — сказал Сулла, не открывая глаз, — что я не должен был начинать мирных переговоров с этим равом Рубинштейном, который не отвечает за своих евреев?
Курион промолчал.
— Я уверен, что это блеф, — сказал Президент.
Курион молчал.
— В семь часов тридцать одну минуту, — сказал Президент, — я объявлю нации о прекращении переговоров с евреями. Позовите мне Квинта, нужно готовить послания к главам правительств Северного Блока…
Минутная стрелка часов повисла вертикально.
— Половина восьмого, — сказал Курион. — Вот видишь…
Пол в бункере вздрогнул.
Как потом говорили эксперты, заряд не был сильным — около половины килотонны, обычная ядерная мина поля боя. Погибших оказалось немного — человек двадцать, в основном — водители и пассажиры машин, следовавших с севера на юг через провинцию Марке. Гриб был виден даже из Рима.
— Я уполномочен заявить, — сказал рав Рубинштейн, — что взорванное полчаса назад тактическое ядерное устройство является предупреждением. Я уполномочен заявить также, что ядерный заряд с тротиловым эквивалентом в десять килотонн буден подорван в Риме в четырнадцать часов по местному времени в том случае, если Римская республика не ответит согласием на предложение романской стороны о полной независимости территорий, принадлежащих романским евреям.
— Ты уполномочен… — сказал посланник Калигула. — Кем?
Рав Рубинштейн протянул через стол лист бумаги.
— Я не понимаю по-арамейски, — сказал Калигула, бросив взгляд на лист.
— У тебя есть переводчики, — вздохнул Рубинштейн. — Поверь мне, я и сам… Я не одобряю всего этого. Но не я сейчас определяю позицию моей делегации.
— Ты ее и раньше не определял, — пробормотал Калигула.
— Боюсь, — сдерживая себя, сказал рав, — что у Президента Суллы нет иного выхода. Люди, которых я сейчас представляю, доказали, что способны на все ради независимости родины.
— Фанатики, — бросил Калигула.
— Историю обычно делают именно фанатики, — печально сказал Рубинштейн. — Это может нравиться или нет, но это так.
Калигула встал.
— Президент Сулла, — сказал он, — будет ждать делегацию романских евреев в своем дворце сегодня в четырнадцать часов. Он надеется, что у делегации будут достаточные полномочия, а у нового еврейского руководства
— достаточно власти.
Рав Рубинштейн опустил голову. Он не был фанатиком. Он всего лишь верил в Творца…
— У меня прошла антивирусная программа, — сказал Моше Рувинский, директор Штейнберговского института альтернативной истории, — и в результате появилось это… И мы пока не знаем, является ли то, что ты видел, альтернативной реальностью, или это некий виртуальный мир, созданный больной фантазией нашего компьютера…
— Послушай, — сказал я. |