— Послушай, — сказала я, — тебе лучше уйти.

— Почему?

Мне захотелось сказать ему всю правду, несмотря на ужас, который он внушал мне.

— Потому что я люблю другого и не хочу изменять ему.

— Кого? Того самого, который ехал с тобой в трамвае?

Я испугалась за Мино и поспешно ответила:

— Нет… другого… ты его не знаешь… а сейчас, пожалуйста, оставь меня и уйди.

— А если я не желаю?

— Разве ты не понимаешь, что не всего можно добиться силой?.. — проговорила я.

Но я не успела кончить фразу. Страшная пощечина ожгла мне лицо. Я не видела в темноте Сонцоньо, не видела, что он замахнулся, я даже не поняла, как это случилось. Потом он сказал:

— Иди!

Опустив голову, я быстро направилась к лестнице. Сонцоньо снова схватил меня под руку и помогал преодолевать каждую ступеньку, мне казалось, что он приподнимает меня над землей и я парю в воздухе. Щека моя горела, но сильнее всего меня удручало мрачное предчувствие. Эта пощечина будто оборвала счастливый период моей жизни, и для меня снова начиналось трудное и страшное время. Меня охватило отчаяние, и я решила во что бы то ни стало избежать той участи, которую смутно предугадывала. Сегодня же я уйду из дома, укроюсь у чужих, например у Джизеллы или в меблированных комнатах. Так, занятая своими мыслями, я не заметила, как вошла в квартиру, миновала прихожую и очутилась в своей комнате. Я пришла в себя, вернее, очнулась, уже сидя на краю постели, а Сон-цоньо в это время своими точными и размеренными движениями снимал с себя одежду и аккуратно складывал ее на стул. Гнев его прошел, и он спокойно сказал мне:

— Я хотел прийти раньше… да не мог… но я все время думал о тебе.

— Что же ты думал? — машинально спросила я.

— Что мы созданы друг для друга. — Он остановился, держа жилет в руках, а потом многозначительно добавил: — Я даже решил предложить тебе одну вещь.

— Какую?

— У меня есть деньги… давай поедем вместе в Милан, у меня там куча друзей… я думаю приобрести гараж… и там в Милане мы сможем пожениться.

У меня внутри словно бы все оборвалось, и я почувствовала такую слабость, что закрыла глаза. Впервые после Джино мне предлагали выйти замуж, и это предложение мне делал Сонцоньо. Я так мечтала о нормальной жизни с мужем и детьми, и вот теперь моя мечта могла осуществиться. Но эта нормальная жизнь сводилась к простой видимости, по сути же такая жизнь была бы ненормальной и безобразной. Я чуть слышно произнесла:

— Как же так? Мы почти не знаем друг друга, ты меня видел всего один раз…

Усевшись рядом со мною и обняв меня за талию, он сказал:

— Ты знаешь меня лучше всех… знаешь обо мне все.

Я подумала, что он, наверно, взволнован, так как хочет выказать мне свою любовь и ждет от меня взаимности. Но возможно, все это мне только почудилось, потому что внешне он никак не проявлял своего чувства.

— Я ничего о тебе не знаю, — тихо отозвалась я, — знаю только, что ты убил человека.

— А кроме того, — продолжал он, как бы разговаривая сам с собой, — я устал жить бобылем… когда человек один, он рано или поздно натворит глупостей.

После короткого молчания я промолвила:

— Так, сию минуту, я не могу сказать тебе ни да ни нет… дай мне время подумать.

К моему удивлению, он согласился, процедив сквозь зубы:

— Что ж, подумай, подумай… мне не к спеху.

Потом встал и снова принялся раздеваться.