Платочек лег на подушку рядом с синьорой Аделе, и маленький Карло подмигнул ей при этом из своей кроватки.
«Понравилось?» – мысленно спросил он у присутствующих. Акушерка бросилась из комнаты, воздев руки к потолку. Синьора Аделе, хоть и лежала в постели, все равно упала в обморок. Синьор Альфио закурил сигарету, но тут же погасил ее – он не это хотел сделать.
– Сын мой, – сказал он затем, – у тебя появились дурные манеры, которые никак не вяжутся с общепринятыми правилами поведения. С каких это пор воспитанные дети открывают мамины комоды, не спросив на то разрешения?
Тут в комнату вошла старшая дочь Антония, или, как ее еще называли – Чиччи, в возрасте пятнадцати лет и пяти месяцев. Она радостно приветствовала братика:
– Чао! Как поживаешь?
«Вообще-то неплохо. Разволновался немножко. Впрочем, это понятно – я ведь первый раз родился».
– Черт возьми! Ты разговариваешь телепатически? Молодец! Объясни мне, как это делается?
«Да это же совсем просто! Хочешь что-нибудь сказать, не открывай рот, а закрой его – вот и все. Это к тому же гигиеничней».
– Карло! – воскликнул синьор Альфио, очень рассердившись. – Не начинай, пожалуйста, сразу же дурно влиять на свою сестру, такую воспитанную девочку.
– Господи! – вздохнула синьора Аделе, придя в себя. – Что-то скажет привратница, что скажет мой отец, банковский служащий старой закалки и строгих нравов, последний потомок целой плеяды кавалерийских полковников!
– Ну, – сказала Чиччи, – пока! Я пошла делать уроки. Мне осталась математика.
«Математика? – задумчиво переспросил Карло. – А, понял! Эвклид, Гаусс и все прочее. Но если ты пользуешься этим учебником, что у тебя в руках, то имей в виду, что ответ на задачу № 118 неверен. Икс равняется не одной трети, а двум сорока третьим».
– Нет, вы только подумайте! Он уже позволяет себе, подобно левым газетам, критиковать школьные учебники! – с горечью произнес синьор Альфио.
На другой день он сидел в кабинете у врача и подробно рассказывал ему обо всем, что происходит с его сыном, а в приемной за дверью синьора Аделе с трудом удерживала маленького Карло.
– Да, – вздохнул доктор Фойетти, – уже не осталось ничего святого! Что-то будет дальше со всеми этими забастовками! Домработницу найти невозможно! Полиции запрещено стрелять! Крестьяне не хотят разводить кроликов! А попробуйте вызвать сантехника, и вы увидите… Да, так покажите ребенка.
Едва оказавшись в кабинете, Карло сразу же по каким-то одному ему понятным приметам догадался, что синьор Фойетти несколько лет жил в Загребе. Поэтому он обратился к нему на хорватском языке (мысленно, понятное дело): «Доктор, врло тешко пробавлям, често осьекам кисели укус, особито нека йела не могу пробавити».
(Перевод: «Доктор, у меня плохо работает желудок, часто бывает изжога, и некоторые вещи я совсем не могу есть»).
Доктор от неожиданности ответил ему на том же языке:
– Изволите лечи на постелю, молим вас… (Лягте, пожалуйста, на кушетку…)
Затем он схватился за голову и принялся за работу. Полное обследование младенца длилось два дня и тридцать шесть часов. Оно показало, что маленький Карло в возрасте сорока семи дней от роду может:
– прочесть в голове доктора Фойетти имена всех его родственников вплоть до кузенов в четвертом колене, а также усвоить все научные, литературные, философские и футбольные знания, которые отложились в ней с самого раннего детства;
– отыскать марку Гватемалы, спрятанную под восемнадцатью килограммами книг по медицине;
– перемещать как угодно одним только взглядом стрелку на весах, на которых медсестра взвешивает больных;
– принимать и передавать радиопередачи, в том числе коротковолновые и стереофонические;
– проецировать на стену телепередачи, не скрывая при этом некоторой неприязни к викторине «Рискуй всем»;
– зашить дыру на рубашке доктора наложением рук;
– посмотрев на фотографию больного, установить у него острую боль в животе и безошибочно определить аппендицит;
– сварить на расстоянии и без огня манную кашу. |