Изменить размер шрифта - +
Эта мысль просто привела меня в ярость, я тут же сообразил, что сам себя обманываю, будто так уж ненавижу Лоруссо, что способен убить его. А на самом деле истинной причиной были все те же проклятые ботинки; Лоруссо или кто другой — лишь бы в ботинках — для меня было все равно.

Может, я и вправду столкнул бы его, потому что очень устал от этого шатанья, а он мне действовал на нервы. Но, к счастью, в это время мимо, едва не задев нас, проскользнули две темные фигуры: влюбленная парочка. Они прошли совсем рядом со мной; мужчина был пониже своей дамы, а лиц я в темноте не разглядел. У калитки женщина как будто стала упираться, и я слышал, как он пробормотал:

— Зайдем сюда.

— Но здесь темно, — ответила она.

— Ну так что ж?

Словом, она уступила, они открыли калитку, вошли и исчезли за оградой.

Тогда я повернулся к Лоруссо и сказал:

— Вот то, что нам нужно… Они забрались в оранжерею, чтоб им не мешали… Теперь мы явимся, как агенты в штатском… изобразим, будто требуем штраф и заберем у них монету.

Лоруссо бросил сигаретку, спрыгнул с парапета и говорит:

— Хорошо, но только девушка будет моей.

Я даже растерялся.

— Ты что говоришь? — спрашиваю.

Он повторяет:

— Я эту девушку хочу. Не понимаешь? Хочу с ней дело иметь.

Тогда я понял и говорю:

— Да ты что, с ума сошел? Штатские агенты женщин не трогают.

А он:

— Ну, а мне что до этого?

Голос у него был странный, сдавленный какой-то, и хотя лица его я не видел, но по тону понял, что он говорит серьезно.

Я отвечаю решительно:

— В таком случае ничего не выйдет.

— Почему?

— Потому что потому. При мне женщин не трогают.

— А если я захочу?

— Я тебя изобью, клянусь богом.

Мы стояли носом к носу у парапета.

Он сказал:

— Ты трус!

А я сухо:

— А ты болван.

Тогда он в ярости от любовного желания, которое я мешал ему удовлетворить, заявляет вдруг:

— Ладно, я девушку не трону… но мужчину выведу в расход.

— Но зачем, кретин ты несчастный, зачем?

— А вот так: или девушку или мужчину.

А время шло, и я дрожал от нетерпения, потому что второго такого случая могло не представиться.

В конце концов я говорю:

— Ладно… если это нужно будет… Но ты его прикончишь, только если я сделаю вот так. — И провел рукой по лбу.

Неизвестно отчего, наверное просто по глупости своей, Лоруссо сразу успокоился и заявил, что он согласен.

Я заставил его повторить обещание ничего не предпринимать без моего знака, и тогда мы толкнули калитку и тоже вошли за ограду. В углу у парапета стоял маленький вагончик, в который днем впрягают ослика и катают ребят по аллеям Пинчо. В другом углу, между парапетом и калиткой, горел фонарь, свет которого проникал через стекла в оранжерею. Там виднелись цветочные горшки, расставленные в ряд по размеру, а за горшками — несколько мраморных бюстов прямо на земле; забавно они выглядели тут, такие белые и неподвижные, словно люди, которые вылезли из земли только по грудь. В первый момент я не увидел парочки, но потом понял, что они были в глубине оранжереи, там, куда не достигал луч фонаря. Они стояли в темном углу, но на девушку все же падало немного света, и я заметил ее по белой руке, которая во время поцелуя бессильно свисала на темном фоне платья.

Тогда я распахнул дверь со словами:

— Кто здесь? Что вы здесь делаете?

Девушка осталась в углу, вероятно надеясь, что ее не заметят, а мужчина решительно шагнул вперед.

Быстрый переход