— Идите сюда, Проетти, посмотрите, какой вид.

И правда, с балкона открывалось прекрасное зрелище: был виден весь Рим, со множеством крыш, с куполами и колокольнями. День был ясный, и на фоне голубого неба между крышами виднелся даже купол собора Святого Петра. Взволнованный смотрел я на эту панораму, но почти ничего не видел, думая лишь о княгине, которая поглощала все мои мысли, я ни на минуту не мог забыть о ней. Тем временем она вернулась в комнату. Я обернулся и машинально спросил:

— А какие удобства?

— Вас интересует ванная? Вот она.

Княгиня подошла к небольшой двери, не замеченной мною, и показала мне крохотную прямоугольную комнатку с низким потолком, без окна, в которой была установлена ванна. При первом же взгляде я определил, что в этой ванной комнате все было дешевенькое, как в домах, сдающихся внаем. Княгиня прикрыла дверь в ванную и, держа руки в карманах жакета, остановилась посреди комнаты:

— Ну что, Проетти, сколько, по-вашему, мы можем просить?

Я был так захвачен ее красотой и так взволнован тем, что нахожусь наедине с ней на этом чердаке, что смотрел на нее, ничего не отвечая. Вероятно, она догадалась о моих мыслях, потому что добавила, нервно притопнув ножкой:

— Нельзя ли узнать, о чем вы думаете?

Я поспешил ответить:

— Прикидываю… Тут три помещения, но лифта нет, кроме того, покупателю придется делать ремонт… Ну, скажем, три с половиной миллиона.

— Но, Проетти, — вскричала она, повышая голос, — Проетти, я хотела просить семь миллионов!

По правде говоря, в первую минуту я был просто ошеломлен. Меня окончательно сбило с толку такое сочетание красоты и жадности к деньгам. Наконец я пробормотал:

— За семь миллионов, княгиня, ее у вас никто не купит.

— Но это же не на Париоли… Это исторический палаццо… и в центре Рима.

Словом, мы немного поспорили — она, стоя посреди комнаты, а я несколько поодаль, чтобы не впасть в искушение. Я говорил и говорил, а на самом деле думал только о ней и за невозможностью большего пожирал ее глазами. В конце концов она уговорила меня против моей воли согласиться на четыре миллиона, что уже было очень дорого. Действительно, если учесть, что на капитальный ремонт, который был необходим, уйдет миллион лир, да прибавить к этому налоги и все прочее, то эта квартира обошлась бы почти в шесть миллионов. У меня уже был на примете покупатель, и, сказав, что дело сделано, я ушел.

Спустя день я явился в палаццо с молодым архитектором, искавшим как раз что-нибудь такое необычное и живописное. Княгиня взяла ключ и показала ему квартиру. Архитектор, поторговавшись немного, в конце концов согласился на уже обусловленную цену в четыре миллиона.

Но на следующее утро, совсем рано — не было еще и восьми часов — меня разбудила жена, сказав, что мне звонит княгиня. Глаза у меня слипались, но доносившийся до меня голос княгини, приятный и чистый, казался мне музыкой. Я слушал эту музыку, стоя в пижаме, босиком на полу, а в это время жена, опустившись на колени, пыталась надеть на меня ночные туфли, потом накинула мне на плечи пальто. Я мало что понял или почти ничего, но среди множества слов меня внезапно поразили два:

— Пять миллионов…

Я тут же сказал:

— Княгиня, мы же договорились о четырех миллионах… и отступать от обязательств не можем…

— В делах обязательств не существует… Либо пять миллионов, либо ничего.

— Но, княгиня, он сбежит.

— Не будьте дураком, Проетти, пять миллионов или ничего.

Говоря по правде, слово «дурак», произнесенное ее голосом, не показалось мне ни грубым, ни обидным, а скорее прозвучало как комплимент.