Следует отметить, что 5 сентября 1619 года в замке Кузьер, что близ Тура, состоялась встреча Людовика XIII и Марии Медичи. Там сын с матерью даже обнялись, и последняя, расчувствовавшись, смахнула со щеки набежавшую слезу. В тот же день они вместе поехали в Тур, а вслед за этим последовали обеды, пиры и охоты, сменявшие друг друга в течение нескольких дней. Арман-Жан дю Плесси-Ришелье находился среди почётных гостей. Сам герцог де Люинь вынужден был демонстрировать ему своё расположение, хотя им обоим была прекрасно понятна истинная цена происходившего. Что же касается нашего героя, то он не питал в отношении де Люиня никаких иллюзий. «Свет не видел большего обманщика, чем месье де Люинь, — вспоминал он потом. — Он давал обещания, не только зная, что не будет их выполнять, но и заранее зная, чем это затем оправдает».

16 октября 1619 года Мария Медичи в сопровождении десятитысячного эскорта торжественно въехала в Анжер, и там ей был отведён один из самых красивых дворцов. Между тем новости, поступавшие из Парижа, не радовали: усиление позиций де Люиня, назначение к её младшему сыну Гастону нового воспитателя д’Орнано, человека де Люиня…

Короче говоря, уже к весне 1620 года Франция вновь зажила предчувствием кровавых столкновений, а в окружении королевы-матери всё чаще стали звучать призывы к решению всех проблем самым кардинальным путём.

Арман-Жан дю Плесси-Ришелье, уже став кардиналом де Ришелье, потом будет называть это принципом «демонстрации силы» или политикой «с позиции силы». В самом деле, ведь армию вовсе не обязательно приводить в боевую готовность исключительно для ведения военных действий. В определённых ситуациях можно достичь желанной цели и не прибегая к оружию, но для этого нужно показать потенциальному противнику всю свою мощь, а главное — решимость идти до конца. «Продемонстрировать свою силу, чтобы не быть вынужденным прибегнуть к ней» — так звучит основной постулат подобной концепции.

Герцог д’Эперпон. Неизвестный художник

Сейчас же Арман-Жан дю Плесси-Ришелье вновь должен был встретиться с Марией Медичи, и 27 марта 1620 года он уже был у неё. До него у неё уже побывала делегация, состоявшая из графа Филиппа де Бетюна и богослова Пьера де Берюля. В их задачу входило всеми правдами и неправдами отдалить королеву-мать от герцога д’Эпернона, но выполнить задуманное им не удалось. Вместо этого Мария Медичи написала несколько писем своему сыну, оправдывая свой побег и излагая свои взгляды на управление королевством.

При дворе тем не менее сочли возможным трактовать её побег как похищение, совершённое «проклятым д’Эперноном», а это позволяло вести с «жертвой» переговоры.

Когда наш герой прибыл, он прямиком направился к герцогу д’Эпернону, а тот привёл его к королеве-матери, окружение которой смотрело на визитёра с нескрываемым подозрением. Они-то не покинули Марию Медичи в Блуа и вынуждены были сносить все унижения, а посему епископ Люсонский для них был «изменником», «человеком де Люиня» и «представителем противоположного лагеря». Однако (и в этом ему следует отдать должное) он был и единственным среди всех присутствующих дипломатом, то есть человеком, готовым выдать всё, что угодно, кроме своих собственных чувств.

При поддержке красноречивого Пьера де Берюля Арман-Жан дю Плесси-Ришелье быстро достиг соглашения, которое, не задевая лично герцога д’Эпернона, в то же время не лишало королеву-мать надежды со временем вернуться ко двору.

Оно было подписано 30 апреля 1620 года в Ангулеме. По сути, это был мирный договор, но речь тут шла не об отступлении короля, чья армия уже стояла в нескольких километрах от убежища Марии Медичи, а лишь о намерении сына примириться с матерью. Именно Людовик XIII, проявив благоразумие, призвал будущего кардинала де Ришелье, чтобы тот побудил королеву-мать вступить в переговоры.