– Не везет тебе, Сивец, на начальников. Года не прошло, как одного похоронил, второй преставился.

– Все мы под богом ходим.

– Когда вернешься? На похороны успеешь?

– Успею. Груз скину и обратно. Надо же командира проводить, как положено.

– Что везешь? Накладную на груз и сопроводительный лист покажи.

Сивец вскипел:

– А тебе дело? Ставь свою закорючку и отпускай с богом.

Дежурный прапорщик с улыбкой посмотрел на Сивца и с издевкой в голосе продолжал:

– Не поминай всуе имя господа своего, Сивец. Порядок должен быть.

– С каких это пор ты такой правильный стал, Леха?

– Лехой, у моего батьки быка звали, а я Алексей Михайлович Подготко. Тем более для таких как ты – салабонов. Я двадцать семь лет в армии, а ты – без году неделя. Накладная на груз где?

– Есть накладная. На тебе накладную. Вот тебе документы водителя. Вот предрейсовый медосмотр и права в придачу. Что еще тебе показать, правильный ты наш?

Дежурный повертел бумаги и довольный собой выпалил:

– На сопроводительном листе нет подписи начальника РАВ.

– Михалыч, побойся бога! Как я тебе подпись у покойника возьму! Кто же знал, что он... того. Наряд горит! Груз передать надо в срок! Что мне теперь ждать когда назначат очередного самоубийцу? Прости господи! Не доставай, Михалыч. Давай я за покойника распишусь? Он уже не обидится. А тебя я, Алексей Михайлович, отблагодарю. Мы вопрос решим. Рассчитаюсь. Не за себя, за дело же радею.

– Рассчитаешься? – глаза дежурного сузились, а голос перешел на шепот, – ты со мной еще за прошлый раз не рассчитался. Просил же снарядных ящиков, баньку обшить?

– Вот оно что! Ну прости – бес попутал. Замотался, забыл совсем. Служба проклятая. А я думаю – чем хорошего человека обидел? Все! Вернусь с рейса, я тебе ящиков на баньку, цинков под рассаду. А сейчас, чтобы без обид, я тебе компенсирую. Где посуда?

Сивец достал из внутреннего кармана «хэбэ» плоскую флягу, отвинтил крышку и налил в уже подставленные граненые стаканы.

– Чистый спирт. Давай, Михалыч, помянем начальника моего. Царство ему небесное.

Они выпили не чокаясь и закурили «Беломорканал». Сивец взглянул на часы:

– Ну мне пора. Надо затемно до базы добраться.

– Езжай, но предупреждаю, Сивец, в последний раз. Больше не выпущу.

Прапорщик кивнул, собрал документы и бумаги и пошел к машине, где его уже ждал встревоженный водитель.

– Что так долго? Случилось что?

– Случилось! Подписи Кучумова на бумагах не поставил почему, падло? Хорошо, что этот козел старый заметил. Если бы ВАИ где тормознуло – засыпались бы.

– Не ори! Сам знаешь – не до того было. Прошлепал. А потом, у нас же пропуск с красной полосой, не досмотровые мы!

– Кретин! Груз нельзя досматривать, а документы проверили бы и на штрафплощадку. Нам за этот груз яйца оторвут. Иди в кабину! Заводи!

Водитель залез в кабину и, спокойно глядя в глаза прапорщику, улыбнулся щербатым ртом:

– Достанешь ты меня, Кадило. Пришью по тихой грусти.

Машина завелась, подъехала к воротам. Из КТП выбежал заспанный солдатик, открыл замок и распахнул ворота. Щербатый вывел «Урал» из парка на асфальт трассы и нажал на газ.

Ночь подходила к концу, а утро еще не наступило. В голове как кадры кинофильма мелькали события последних дней: вокзал, цыганка, река, пистолет в руке Кучума, тело Ани с ножом в груди, белые халаты врачей, вой милицейской сирены.