Спенглер не знал, как долго он шагал. Он помнил, что он сел в скутер, но он не знал, ни какое направление он указал, ни как долго он ехал, ни где он вышел. Его ноги болели, отсюда можно было сделать вывод, что он шел уже довольно длительное время.

Он посмотрел вверх. Потолок коридора был сделан из стереоскопических ячеек, и сейчас на нем был представлен вид ночного неба. Глядя на него, можно было сказать, что ночь ясная и холодная. Небо было цвета черного агата, и каждая звезда, такая блестящая и острая, как льдинка.

С неба на него уставилось серо-коричневое лицо Пембана. Это лицо преследовало его с того самого момента, как он вышел из своего кабинета; он видел его на гладких стенах коридоров; оно было здесь, когда он закрывал глаза; но звездное небо было особенно подходящим фоном для лица Пембана. Спенглер подумал, что и звезды имеют его лицо.

Глубокая дрожь пронзила его до мозга костей. Он повернулся и зашел в одну из комнат снов и сел на покрытую меховой полостью скамью. Дверь сразу же предупредительно закрылась за ним.

Он заглянул внутрь капсулы, устеленной мягкими подушками и достаточно большой, чтобы человек мог лечь уютно; он потрогал голубую внутреннюю обивку. Кристаллический изгиб верхней части капсулы напоминал вырубленную изнутри глыбу льда; газовые вентиляционные отверстия заканчивались кольцом из розового металла, антисептически яркого.

Нет, подумал он. Потом, но не сейчас. Я должен подумать.

Каламбур, каламбур, свинский, слабоумный каламбур.

Пембан сказал:

- Я совершил ужасную ошибку, господин уполномоченный. Вы помните, я все время задавал вопрос, почему полковник Кассина так старался добраться до рити, когда увидел, что мы обнаружили его?

И Спенглер, озадаченный, ответил:

- Помню.

- И я ответил, что Кассине, должно быть, было приказано сделать все, чтоб быть убитым - из-за сообщения, хранящегося в его мозгу, так как рити не хотел, чтобы мы его нашли.

- Вы были правы, мистер Пембан.

- Нет, я ошибался. Я должен был понять это. Мы знали, что постгипнотический контроль ритиан над Кассиной был достаточно сильным, чтобы заставить его сделать попытку самоубийства. Он почти преуспел в этом, несмотря на то, что мы держали его под постоянным наблюдением и были готовы к этому. Итак, нет смысла для рити приказывать ему придти и быть убитым. Если бы Кассина стараться убить себя именно тогда, в ту минуту, когда мы зашли в кабинет, то нет сомнения, что он бы сумел сделать это. Мы никогда не сумели бы вовремя остановить его.

Мозг Спенглера зацепился за этот силлогизм, на который нельзя ответить, и мысли его блуждали вокруг него и не могли найти выход из этого замкнутого круга.

- Куда вы клоните?

- Разве вы не понимаете, господин уполномоченный? Чего действительно хотел рити, так это того, что фактически и случилось. Он хотел, чтобы мы убили его, потому что именно в его мозгу, а не в мозгу Кассины, находилась настоящая представляющая опасность информация.

Пембан остановился. Затем сказал:

- Рити любят жизнь. Он не мог заставить себя самого сделать это, но он смог организовать все таким образом, чтобы мы наверняка его убили, а не взяли живым.

Спенглер прохрипел:

- Вы утверждаете, что сообщение, которое мы добыли у Кассины - это мошенничество с нашей стороны?

- Нет. Это могло быть так, но я не думаю, что вы этим занимаетесь. Я думаю, что ритианин оставил гениальное сообщение в мозгу Кассины, ну скажем так, ради шутки, и потому, что он знал, что даже если мы найдем его, оно нам ничего не даст.