Слуга выбрался из погреба, а вскоре вывели и меня.

Когда меня, отсыревшего и зевающего, привели на допрос, квартальный надзиратель герр Блюмштейн сидел в гостиной герра Шмидта со сладким кренеделем в руке, а фрау Шмидт наливала ему горячий и крепкий кофей.

Уже по одному тому, что меня кофеем не угостили, стало понятно, что подозревают ни на шутку.

Квартальный надзиратель был упитанный и несколько угрюмый немец лет сорока с небольшим, с тяжелым и малоподвижным лицом. Судя по взглядам и суете фрау Шмидт, ей он представлялся писаным красавцем. Облик и поведение герра Блюмштейна совершенно соответствовали не только городу, но даже части и кварталу, в котором он служил.

Рига, а точнее – Рижская крепость, которую я попросту называю Ригой, вытянулась вдоль Двины, а на части и кварталы делилась поперек. Границей между первой и второй частью служила Известковая улица. Каждая из частей делилась, как полагается, на два квартала. Сам я жил в первом квартале второй части.

Как во всяком городе, у нас тут водилась своя аристократия, для которой имели значение и улицы, на которых положено ей проживать, и даже, сдается мне, стороны этих улиц. Оба квартала первой части, расположенной к северу от Известковой улицы, как раз считались аристократическими, там проживали дворяне и высокопоставленные чиновники (ведь в первую часть входил Рижский замок, там же на Яковлевской улице располагалось Дворянское собрание), а также самые богатые купцы. Оттого публика на улицах была почище, и даже полицейские гляделись статными молодцами.

А вторая часть, к югу от Известковой улицы, имела ранг пониже, особливо второй ее квартал, где стояли каменные амбары, вместо Рижского замка у нас тут были главным образом склады и богадельни, и квартальный надзиратель герр Блюмштейн просто не мог выглядеть таким же франтом, как в первой части.

Блистать манерами в его обязанности также не входило.

Меня прямо спросили, заколол ли я длинным ножом фрау Анну Либман, и я отвечал, что не убивал ее, да и длинного ножа у меня нет, что всякий может подтвердить. Затем квартальный надзиратель спросил меня, как я провел вчерашний вечер. Я отвечал, что, придя со службы, отправился на прогулку и вернулся поздно вечером, когда стемнело. Далее его интересовало, как я обнаружил мертвое тело. Я и это ему рассказал со всеми подробностями, которые счел значительными.

Задавая эти вопросы, герр Блюмштейн держал кофейную чашку в руках, и по одному тому, как его толстые волосатые пальцы поставили ее на белоснежную скатерть, я понял, что сейчас начнется нечто весьма неприятное.

– Есть ли люди, которые подтвердят, что герр Морозов прогуливался по городу? – спросил квартальный надзиратель.

– Я никого из знакомых не встретил, но меня многие соседи знают и, если видели, то подтвердят, – отвечал я.

– Как можно гулять, не раскланиваясь со знакомцами своими?

– Я размышлял.

– Это плохо, герр Морозов. Почтенная фрау Шмидт убеждена, что вы, вернувшись со службы, из дому более не выходили.

Бюргерша, стоявшая возле стола, дважды кивнула с большим достоинством. Ее губы, обычно изображавшие широкую улыбку, были скорбно поджаты, а в руке имелся наготове платочек на случай, если речь опять зайдет о бедной Анхен и правила хорошего рижского тона потребуют промокнуть уголки глаз. На самом деле она соседку не любила – как может не любить завистливая от природы пожилая дама, еле сбывшая замуж двух некрасивых дочек, молодую и хорошенькую женщину, да еще и уличенную в тайной связи с постояльцем.

Эта новость сильно меня озадачила. Подумав несколько, я вспомнил, как было дело.

– Я после службы пришел и поднялся наверх за книгами. Фрау Шмидт видела, как я поднимался, и мы друг друга приветствовали. Она стояла у дверей с соседкой, фрау Адлер.

– Это верно, – вставила моя квартирная хозяйка.