И лишь когда Жиллиман предстал перед Ультрамарина-ми, эта пустота исчезла. Гиеракс ощутил небывалую целостность — как в себе самом, так и во всем легионе. Он смотрел на отца и лидера, впервые в жизни по-настоящему осознавая себя Ультрамарином. Жиллиман возвышался над всеми ними. Война заострила его лицо, а цепкий взгляд выдавал пытливый ум. Он явился им живым идолом, принявшим человеческий облик, но воплощавшим в себе нечто несравнимо более великое.
Гиеракс мысленно переживал этот момент каждый раз, когда воочию видел примарха. И вчера, на «Чести Макрагга», и сейчас — снова и снова он испытывал благоговейный трепет, и сердца его наполнялись радостью. Поэтому он не знал, что делать со своим гневом.
Который никак не хотел отпускать его.
— Легионеры Двадцать второго ордена, — заговорил Жиллиман, — вас постигла утрата, но вы стойко продолжаете сражаться.
О, и это тоже правда — только вот с одной поправкой. Не всем из Двадцать второго дозволено воевать так, как они умеют лучше всего. На протяжении большей части кампании разрушители были вынуждены сидеть сложа руки на корабле. Лишь однажды примарх разрешил магистру ордена Фаларису отправить их в бой против окопавшихся орков на бесплодной луне Агригентум V. «Где мы не смогли бы причинить никому вреда», — подумал Гиеракс. Но в целом рота практически не участвовала в боевых действиях и получила статус резервной. Горькая ирония заключалась в том, что Фаларис погиб вовсе не на поле брани. Один из орочьих кораблей — громадина настолько несуразная, что Гиеракс невольно задался вопросом, понимают ли вообще зеленокожие, что такое пустота космоса, — врезался прямо в надстройку «Каваскора». Судно, в котором камня было больше, чем металла, разлетелось на кусочки и буквально разворотило мостик ударного крейсера. Ремонтные работы там не завершились до сих пор. Управление кораблем распределили между вторичными командными постами, расположенными в разных отсеках. При столкновении экипаж понес большие потери. Вместе с дежурившими на мостике в тот момент смертными офицерами погибло еще четыре капитана. Среди них был и Фаларис.
Как старший офицер Гиеракс курировал назначения новых капитанов. Фактически на его плечи легли обязанности командира ордена. До него старшим капитаном был Фаларис, который впоследствии стал магистром. Процесс передачи мантии лидерства в Двадцать втором давно стал традицией, и она еще ни разу не навредила ордену. Воинов связывали тесные узы братства. Они видели особый смысл в самобытности и даже отчужденности своего ордена, и это помогало им стойко сносить чувство бессилия, порожденное вынужденным бездействием.
А теперь традиция была нарушена — грубо и бесцеремонно.
— Сила Тринадцатого легиона есть сила его воинов, — продолжал Жиллиман, — всех и каждого. Вместе мы больше, чем просто армия. Мы — единое целое, которое зависит от каждого отдельного элемента, но превосходит всех нас без исключения. — Примарх выдержал паузу, а затем повторил: — Без исключения.
У Гейджа дернулся левый глаз — мимолетное движение, но Гиеракс его заметил. Первого магистра что-то не на шутку тревожило.
«Ты не хуже нас знаешь, кто теперь магистр. Что же тебя так удивило? Что еще ты услышал за словами примарха?»
— Вы все знаете принципы и правила, которым я учил вас, — напутствовал Жиллиман. — Естественно, с течением времени они преображаются. Война изменчива, и мы должны уметь подстраиваться под ее реалии. Теория, опирающаяся лишь на слепую уверенность и не прошедшая проверку, бесполезна. Практика, ставшая ритуалом и существующая лишь по привычке, ничего не стоит.
«Так вот в чем дело, — понял Гиеракс. Примарх решил преподать ордену урок. — Но почему тогда это больше похоже на наказание? Разве мало их мы уже вынесли?»
— Наш легион умеет приспосабливаться. |