Гейдж развернулся, осматривая помещение.

— Орки надругались только над нижними этажами, — изложил он свои наблюдения.

— Вот именно. — Кое-где следы пребывания тварей виднелись и в районе второго уровня, но в большинстве своем тотемные морды скалили зубы только у фундамента пирамиды. — Как ты думаешь, почему так?

— Были слишком заняты мародерством?

— Возможно.

Самому Жиллиману такое объяснение не нравилось. Слишком уж оно простое. Кроме того, оно не учитывало животный энтузиазм зеленокожих. А ведь эти твари — вовсе не безмозглые сервиторы. Робаут подошел к ближайшей стене и принялся изучать схематичные орочьи физиономии поверх оригинальной росписи создателей пирамиды. Некоторые рисунки зеленокожих выглядели совсем свежими, некоторым на вид можно было дать около сотни лет. Краски поблекли, но до выцветания фресок им было еще очень далеко.

— А что если этажи обрушились еще до вторжения? — предположил Жиллиман. — Тогда заявившиеся сюда орки застали бы довольно высокие горы обломков, — он указал наверх. — А уже разбирая их от вершин, зеленокожие развлекали себя вандализмом.

— Морды наверху кажутся более блеклыми, — заметил Гейдж.

Примарх кивнул:

— Они старше. А фрески еще старше. Намного.

Он поднял глаза к дыре в крыше пирамиды в сотне метров над головой. Будь у него достаточно времени изучить ее края, нашел бы он свидетельства вины орков в произошедшем? Вряд ли.

— Но если этажи обрушились… — начал было Марий.

— Да. Теоретически — эта цивилизация пала еще до прихода орков. — Робаут провел рукой в латной перчатке по стене. — Здесь чувствуется явная разбежка по времени. Эти фрески выцветали гораздо дольше, чем их вымарывали орки.

— Что, по-вашему, здесь произошло? — спросил Гейдж.

— Слишком рано что-то утверждать, — поджал губы примарх. — Чтобы культура потерпела крах, порой даже не нужен внешний враг. Народности рождаются, стареют, постепенно теряют свои внутренние связи, разваливаются на части и в итоге умирают. В Эпоху Терры жил летописец по имени Уиллем Йаитус^[13]. Отец показывал мне некоторые отрывки из его сохранившихся работ. Он писал о жизненных циклах цивилизаций и об их неизбежном конце: «Все рушится, основа расшаталась»^[14]… Эта трагедия всегда была неотъемлемой частью человеческой истории, Марий. Отец пытается вырвать нас из этого порочного цикла.

Жиллиман вздохнул, глядя на работу древних мастеров, обернувшуюся единственной памятью о них, в искреннем сожалении об утраченной истории. Он пришел на Тоас, рассчитывая провести рутинную истребительную операцию. И даже когда обнаружились руины, он не тешил себя пустыми надеждами. Робаут твердил себе, что не найдет здесь ничего ценного и лишь заполнит очередное белое пятно в человеческой истории. Он принял как должное, что не встретит здесь живых людей. Надеяться на что-то иное в сердце орочьей империи было бы безумием.

«Но ты все же надеялся что-то найти, не так ли?»

«Да. Да, надеялся».

Он надеялся увидеть следы героического конца. Цивилизация, которая построила такие пирамиды, могла позволить себе уйти красиво. Она бы не пала к ногам орков без ожесточенной борьбы.

«Только вот орки к ее падению не имеют никакого отношения».

Он уже догадывался, что найдет легион, углубившись дальше в развалины. Признаки внутреннего гниения и распада. Останки культуры, сбившейся с пути и прогнувшейся под собственным весом. Следы стремительного падения с некогда достигнутых вершин.