В общем, заварила ты кашу. Теперь — расхлебывай. Эгоистка! Паразитка! Тварь неблагодарная!
Закончить список лестных для меня эпитетов ей все-таки не удалось. Я уверенно сказала "стоп" словесной Ниагаре:
— Минуточку внимания, господа-товарищи! Значит так. Вернулась. Эгоистка. Паразитка. Неблагодарная. А теперь кто-нибудь может объяснить, что эта церберша делает в моем доме?!
— Я по закону. Живу здесь, — церберша перешла на писк и неожиданно разрыдалась. — Право, между прочим, имею. Я жена вашего мужа. Законная. А это его дети. Коля и Толя. Сидоровы мы.
Я медленно сползла по стене на пол и тупо уставилась на новых родственников — семью моего мужа. Остатки разума подсказывали, что за два месяца сотворить шестилетних ребятишек вряд ли кому-нибудь удастся, даже такому половому гиганту, как Сидоров. Чудеса науки у нас до такого вряд ли дошли, значит… Получается, что… Ну, Сидоров, ты и скотина! А я — дура.
Дядя Фима прокашлялся:
— Ну, да… Так оно и есть. Ты, Эфка, не переживай. Разное бывает. Ну, оказался твой муж козловатым, с кем не бывает. А детишки хорошие! Только шкодливые. Вот — Коля, вот — Толя. Или наоборот. Похожие чертяки, я их вечно путаю. Так что ты их для простоты зови Сидоров-1 и Сидоров-2. Да не плачь! Какие твои годы! Еще козла себе найдешь!
Так без меня меня и развели. Пока я боролась с деканом, мой третий муж благополучно отбыл в Америку, прихватив с собой двести долларов, накопленные моим же непосильным научным трудом. В качестве компенсации оставил законную жену (одна штука), детей (две штуки) и крокодила Гену (к счастью, одна штука).
Пришлось снять квартиру побольше и устроиться еще на пару работ. Поскольку от Ольги с ее габаритами, астмой и малолетними детьми толку не было. А ели они, скажу прямо, за четверых.
Все изменилось полгода назад.
Первым позвонил Сидоров.
— Слушай, Эфа, я тебе из Калифорнии звоню.
— Ну, и как там в Калифорнии? — спросила я, выдирая из пасти Гены любимую скатерть.
— Тепло. Климат хороший. Кормят тоже хорошо.
— Рада за тебя. Сволочь!
— Что?
— Я не тебе. Гене. Эта сволочь сжевала последнюю скатерть в доме.
— Он всегда был зубастым. Как дети?
— Нормально. Вчера доломали мою пишущую машинку.
— Они всегда были любознательными. Как моя жена?
— Которая из двух?
— Не ты.
— Страдает.
— Сильно?
— Сильно. Навернула на ночь глядя сковородку картошки с салом. Теперь у нее расстройство.
— Нервов?
— Желудка.
— Она всегда была впечатлительная. Правда?
— Тебе виднее. Все обсудили? Тогда пока.
— Эфа, погоди. Я, чего, собственно звоню. Ты потратила на меня лучший год своей жизни. Плюс Ольга, Гена, дети. Знаешь, я тут фильм на досуге снял. О тебе. "Мистическая баба" называется. Не слышала? Тебя там Шарон Стоун играет или Ким Бессинджер. Я их вечно путаю. Обе блондинки.
— Я рыжая.
— Ну да… Правильно. Чувствую что-то не то… Упустил. Но теперь не исправить. Слушай, Эфа, я тебе деньги вчера перевел. На первое время.
— Сколько?
— Пятьсот тысяч.
— Сколько-сколько?!
— Пятьсот тысяч долларов. Понимаю, это мало, но…. Я потом пришлю еще. Все-таки год твоей жизни… Лучший год.
Гена флегматично догрызал кисточки на скатерти, я тупо смотрела прямо перед собой. Вот так, живешь, мечтаешь и вдруг, бац, — мечты становятся явью.
А потом зазвонил телефон. |