А приснилось Вездеходу вот что. Будто он уже не на крыше лежит, а на облаке летит. И все облако застелено пушистым ковром, да таким длинным, что конец его свисает до самой земли. А по ковру едет вверх карета, запряженная белыми мышами. Их шестнадцать штук. На облучке, вместо кучера, сидит крыса Беатриса, на веко одного глаза у нее наклеены краденые ресницы. Она щелкает как кнутиком, длинным голым хвостом, и мыши несутся во весь опор. Вот въезжает карета на облако и останавливается рядом с Вездеходом. Крыса Беатриса поспешно распахивает дверцы, достает из кареты шляпу со страусовым пером и пару великолепных желтых сафьяновых сапожек — точно таких, в каких щеголял Кот в Сапогах. И представьте себе: вся эта роскошь предназначена ему, Вездеходу! Беатриса почтительно подает коту шляпу, помогает натянуть сапожки, и он усаживается в карету с золотым гербом. Со свистом рассекает воздух крысиный хвост, и карета с котом съезжает по ковру на землю. Снизу на них с завистью глазеют все городские коты, собаки, вороны и воробьи. Кот Вездеход высовывается из окошечка, загребает лапкой целую горсть свежих шкварок и щедро швыряет их встречающим. Что тут начинается! Ну и свара! Смотреть на это так приятно и забавно, что кот даже улыбается во сне и… просыпается. Сладко потягиваясь и уже поднимая лапку, чтобы умыть мордочку, он вдруг вспоминает, куда попал и что с ним приключилось. Солнце вот-вот сядет за далекий горизонт, крыша остыла, и в сердце Вездехода закрадывается беспокойство. Он подбегает к дверце — вдруг да открыта? Но увы! Кроме того, ему хочется есть, а съедобных вещей, как известно, на крышах не водится. Разве что удалось бы сцапать неуклюжего жирного голубя. Но все здешние голуби, почуяв опасность, перелетели на соседние крыши и оттуда преспокойно поглядывают на попавшего в беду кота.

Подобрался кот к самому краю крыши, глянул вниз. Ну и высотища! У него даже голова закружилась. Там, в глубине, темнеет пустой двор. Кот знает, что рядом, под самой крышей, есть окна и глубокие лоджии. Прыгнуть, что ли? Нет, об этом и мечтать нечего: зацепиться за решетку балюстрады надежды мало, а не зацепишься — загремишь вниз, как мешок с костями…

— Мяу! — заорал кот, надеясь, что кто-нибудь услышит и придет на помощь.

И в самом деле: скрипнула дверь, кто-то вышел в лоджию.

— Мяу, мяу, мяу! — надрывался кот Вездеход. — Мя-а-у-у!

— Брысь, негодник! — сердито крикнули из лоджии. — Брысь!

И дверь снова захлопнулась.

Чуть не плача, отполз кот от края крыши и уставился на антенны. «Может, если повалить какую-нибудь, — пришла ему в голову смелая мысль, — телевизоры не будут работать, и снова придет мастер!» Он разбежался и изо всех сил ударил плечом железную штангу антенны. Но та и не дрогнула, зато кот так стукнулся, что даже зашипел от боли. Другую антенну он попытался свалить постепенно, напирая всем телом, но и тут ничего не добился.

— Плохо мое дело, — признался он сам себе и тяжело вздохнул.

Над городом совсем свечерело, взошла луна, загорелись тысячи окон и звезд, и все они, казалось, моргали от удивления, пяля глаза на кота.

Ночь кот провел, свернувшись в клубок от холода, и никакие сны на этот раз не посещали его. Стоило закрыть глаза, тут же перед ними возникала жирная, свежая, сочащаяся салом шкварка, точно такая, какие разбрасывал он во сне из окошка кареты, и Вездеход просыпался… Пока крутился с боку на бок, рассвело, взошло солнышко, кот приободрился — наконец-то утро! Солнечное тепло придало новые силы. Он снова подобрался к краю крыши. Как раз в это время появился во дворе Бобик.