|
В него дядюшка Прудент и положил динамитный патрон, снабженный фитилем. Здесь фитиль мог незаметно тлеть, и никто бы не услышал ни потрескивания, ни запаха. Дядюшка Прудент поджег конец шнура, задвинул ящик и воскликнул: — А теперь — на корму, и вооружимся терпением! Оба вышли на палубу и с изумлением увидели, что у руля никого нет. Фил Эванс наклонился над перилами. — «Альбатрос» все еще на прежнем месте! — прошептал он. — По-видимому, они не закончили починку!.. И не смогли двинуться в путь! Дядюшка Прудент жестом выразил досаду. — Придется погасить фитиль, — проговорил он. — Нет!.. Надо попытаться спастись, — возразил Фил Эванс. — Спастись? — Да!.. По канату; ведь сейчас ночь!.. Спуститься на сто пятьдесят футов ничего не стоит! — Вы правы. Фил Эванс, и было бы глупо не воспользоваться этой неожиданной возможностью! Но прежде они возвратились в каюту и захватили с собой все, что могли унести, на случай более или менее продолжительного пребывания на острове Чатам; затем, заперев дверь, бесшумно двинулись к носовой части палубы. Они собирались разбудить Фриколлина и заставить его бежать вместе с ними. Царила глубокая тьма. Облака на юго-западе начали редеть. Воздушный корабль слегка покачивался на якоре, и державший его канат немного отклонился от вертикальной линии. Стало быть, спускаться будет нелегко! Но разве могло это остановить людей, которые только что не колеблясь поставили свою жизнь на карту! Дядюшка Прудент и Фил Эванс осторожно пробирались по палубе, прячась за рубками и прислушиваясь к малейшему шуму. Но все было тихо. В иллюминаторах не видно было света. На борту воздушного корабля стояла такая тишина, какая бывает только ночью, когда все погружено в сон. Пленники уже приближались к каюте Фриколлина, как вдруг Фил Эванс остановился. — Вахтенный! — прошептал он. В самом деле, какой-то человек растянулся перед рубкой. По-видимому, он только дремал. Если бы он поднял тревогу, попытка к бегству сорвалась бы. Вокруг валялись веревки, куски парусины и пакля, которыми пользовались при исправления винта. Мгновение спустя вахтенный был привязан к перилам палубы. Голова его была закутана парусиной, в рот вставлен кляп. Он не мог ни крикнуть, ни пошевелиться. Все это было сделано почти бесшумно. Дядюшка Прудент и Фил Эванс прислушались, В рубках было тихо. Люди на борту спали. Беглецы — теперь их уже можно так назвать — приблизились к каюте, занимаемой Фриколлином. Из рубки доносился громкий храп Франсуа Тапажа, достойный его фамилии; это их успокоило. К величайшему удивлению дядюшки Прудента, ему не пришлось даже открывать дверь в каюту Фриколлина: она была распахнута настежь. Заглянув в нее, он повернулся к своему спутнику и тихонько воскликнул: — Никого! — Никого?.. Но где же он? — прошептал Фил Эванс. Крадучись, они пробрались на нос, думая, что негр спит, забившись в какое-нибудь укромное местечко... Фриколлина не было и там. — Неужели мошенник опередил нас?!. — возмутился дядюшка Прудент. — Как бы то ни было, — ответил Фил Эванс, — дольше мешкать нельзя! Вперед! Ни секунды не колеблясь, беглецы один за другим взялись обеими руками за канат, обхватили его ногами и, осторожно соскользнув вниз, благополучно достигли земли. С какой радостью ощутили они под ногами твердую почву, о которой так тосковали! Какое счастье ступать по земле, не чувствуя себя больше игрушкой воздушной стихии! Они уже приготовились двинуться в глубь острова, следуя вверх по течению реки, как вдруг перед ними возникла какая-то тень. |
