— Изви… Изви… Изви… АПЧХИ!!! — грохнул бедолага-аспирант так, что со стола слетели бумаги.

— Вон!!! И не вздумайте просто уйти!!! Идите в поликлинику, открывайте больничный!

— АПЧХИ!!! — заплакал аспирант, отползая к двери.

— Людочка! Откройте окно!.. Теперь вы, Татьяна Георгиевна! Когда вы уже напишете статью, я вас спрашиваю?! В родзале бабки заколачивать — это, конечно, хорошо, но в вашем немолодом уже возрасте давно пора бы дописать несчастную кандидатскую диссертацию!.. Людочка! Закройте окно!

Людмила Николаевна уже не отходила от рамы.

— В общем, так, — Елизавета Петровна расстегнула халат и воротник блузки. — Фуф! Жарко! В общем, так. Каждый сдаёт на участие в конференции, каждый сдаёт на подарок начмеду. Завучи клинических баз остаются, чтобы мы могли согласовать расписание занятий интернов. Кто остался за главного, пока Семён Ильич в командировке?!

Доцент Матвеев ткнул подбородком в Татьяну Георгиевну.

— Ну да, кто бы сомневался! — яростно шикнула профессорша. — Обо всех сложных случаях докладывать непосредственно мне, Татьяна Георгиевна.

— Зачем она будет вам докладывать?! — весело, талантливо изображая незамутнённое простодушие, уточнил Юрий Владимирович.

— Людочка! Сколько вам говорить? Откройте окно!

— Окно открыто, Елизавета Петровна, — спокойно ответила шестидесятилетняя «Людочка», завистливо косясь на шапочку и перчатки доцента Матвеева.

— Затем, что, когда нет начмеда, профессор курирует клинику! — выкрикнула в пространство профессор. — И когда есть начмед — профессор курирует клинику! А Татьяна Георгиевна себе слишком много позволяет!..

— Каждый позволяет себе ровно столько, сколько может позволить, — философски-равнодушно заключил Юрий Владимирович.

Татьяна Георгиевна все силы тратила на то, чтобы не рассмеяться. Или не разозлиться. Профессор её жутко бесила. Но не так, как бесила Татьяна Георгиевна саму себя. За то, что за каким-то чёртом несколько лет назад запланировала кандидатскую! Оно ей надо было? Всё потому, что Семён Ильич всё зудел и зудел, что полным-полна клиника малолеток с учёными степенями. Ни черта не умеют, а кандидаты наук! А ты, мол, кто? Никаких регалий! Татьяна Георгиевна согласилась. Запланировалась. Научным руководителем её работы была Елизавета Петровна. Тема дурацкая. Наукой заниматься совершенно неохота. «Наукой» — правильнее в кавычки брать. Потому что есть наука, а есть «наука». Пляши теперь тут под дудку с малолетками. Не по рангу ей, Татьяне Георгиевне, тут сидеть и профессору поддакивать. А как Юрий Владимирович она не может. Он вообще один такой. Вот что она, заведующая отделением, уважаемый человек, делает тут, на этом глупом невразумительном фарсе, именуемом «заседание кафедры»? Елизавета Петровна, разумеется, профессор. И даже заведующая кафедрой акушерства и гинекологии. Одной из многих кафедр. Но ей-то, Татьяне Георгиевне, что с того? Матвеев — он хотя бы доцент. И вообще забавный. Он тут развлекается. А она тут что делает? В термобелье. У профессорши жестокий патологический климакс. Долгоиграющий. Летом она в самую жару проводила кафедральное, закутавшись в оренбургский пуховой платок. И та самая несчастная аспирантка, что не падает со стула только потому, что заледенела, летом грохнулась в обморок, получив тепловой удар в духоте, при закрытых окнах. Профессор изо всех сил строит из себя мать-командиршу. И есть, есть достойные профессора, умеющие и мозгами и руками. Эта — только языком. Умела. Теперь, как климаксом накрыло, совсем мышей не ловит. А уж как её терпеть не может начмед…

В дверь постучали.