Такой, что очень похож на новорождённого. Только меньше. Ручки у него, Иван, ножки, у такого плода. Личико… Чаще всего они рождаются уже мёртвыми, потому что мы убиваем их внутриутробно. Вы же понимаете, что тот, кто виртуозно штопает и шьёт трусы и поправляет на живых желанных младенцах чепчики, содрогнётся, увидав такое. Я уже не говорю о его неспособности хоть когда-нибудь выполнить такую операцию. Очень редко, Иван, такие плоды рождаются… не совсем мёртвыми. Они нежизнеспособны. И плюс-минус быстро умирают. Иногда акушеркам приходится кое-что предпринимать, чтобы не длить то, что люди привыкли называть страданием… Даже вы, Иван, слегка побледнели. А ваш сын сегодня заперся с подобным плодом в подвале. Когда мы его оттуда выманили, он ещё долго бился в рыданиях у меня в кабинете, обвиняя всех акушеров-гинекологов и меня лично во всех грехах и предсказывая адовы муки после смерти. Не обрекайте его на адовы муки ещё при жизни. Всё равно из него приличного врача не выйдет.
— Я его в терапию отправлю.
— Я не сказала, что из него не выйдет приличного акушера-гинеколога. Я сказала, что из него не выйдет приличного врача. В терапии тоже всякое случается, знаете ли… Я рапортую о случившемся начмеду, главному врачу и профессору, курирующему интернов. Если вам важно не то, кем будет ваш сын, а будет ли он вообще — разрешите ему заниматься тем, что ему по душе. Пока не поздно. Я вообще не понимаю, как он медицинский вуз окончил! Хотя так, как их теперь там учат… В общем, забирайте его отсюда для начала, — Татьяна Георгиевна кивнула на койку. — А дальше — дело ваше. В моём отделении его больше точно не будет.
— Татьяна Георгиевна, вы свободны сегодня вечером? — огорошил её папаша Сергея Ивановича. — Вы не замужем, я — вдовец…
— Откуда вы знаете, что я не замужем? Ах, ну да… Времена меняются только в виде дверей.
— В смысле?
— В смысле снимите вашему чувствительному болтуну квартиру, купите хорошую швейную машинку, и пусть занимается, чем хочет… Судя по костюму, рубашке и ботинкам, деньги у вас на эти мероприятия найдутся. И сегодня вечером я занята. И завтра, на всякий случай, тоже. Я занята по вечерам на всю мою оставшуюся жизнь.
— Зря, Татьяна Георгиевна. Зря!
— Очень даже может быть. Но я не желаю проводить вечера с человеком, ломающим мой характер. Он у меня уже слишком установившийся, — усмехнулась заведующая. — Так что не обижайтесь, Иван. Ничего личного. Вы красивый мужчина и как только отселите сынишку и забьёте на его жизнь — толпы молодых девиц просто накинутся на вас.
— И всё-таки, если передумаете… — Иван протянул Татьяне Георгиевне визитку. Она отрицательно покачала головой. Он положил визитку на стол и, подхватив под руки пошатывающегося и всхлипывающего сынишку, отчалил.
В кабинет тут же заскочила старшая акушерка и цапнула со стола визитку:
— Иван Спиридонович Волков, генеральный директор ООО «Мандала».
— ООО… чего?! — прыснула Татьяна Георгиевна.
— Манда, блин, ла! Манда-ла-ла-ла! — подхватила Маргарита Андреевна.
— Господи, даже страшно предположить, за что его общество ограниченно отвечает! — утирала выступившие от хохота слёзы заведующая обсервацией. — За чистые земли будд? За шерстяные ниточки для детского творчества, коим нынче увлекается иное бабьё? Это может быть что угодно! Алмазные диски для болгарок, например.
— А может, он торгует этими самыми… — зловеще начала старшая акушерка.
— Марго!
— Ла-ла-ла-ми торгует! В любом случае дядя видный. |