Помочившись под столь феерическим освещением, Ягердышка допрыгал до нарт, сунул руку под мех и взвыл от боли. Найденыш прокусил ему палец.

– Да что ж такое! – возопил чукча. – Делаешь добро, а в ответ зло получаешь!

Но порыв ветра тут же охладил пыл его, подморозил боль, и чукча подумал, что со зверя нельзя спрашивать так же, как с человека, по причине неразумности животного…

Вторая попытка оказалась удачнее, Ягердышка ухватил медвежонка за загривок, рванул кожаную тесемку с рубахи и в одно движение перевязал найденышу мордочку.

– Чтобы не кусался! – проговорил парень, допрыгал до чума да так, вместе с медведем, и завалился спать…

– И где ты его поймал?

Голос принадлежал старику Бердану, явившемуся нежданным гостем.

Ягердышка, с трудом переживший предыдущую ночь, никак не мог разлепить глаза, но чувствовал, как его лицо облизывает слюнявый язык найденыша.

– Ишь, – прокомментировал старик. – Ласковый какой!

Ягердышка вспомнил, что накануне решил почитать Бердана старцем, а потому раскрыл глаза и перекрестился. Он хотел было положить крест троекратно, но мешал медвежонок, виснущий на руке.

– Приветствую тебя, святой старец, отец пустынник! – с выражением произнес чукча и, ухватившись за Берданову руку, попытался ее облобызать.

– Спятил, – покачал головой старик, руку, впрочем, не убрал. – Как живность назовешь, однако?

– В честь тебя! – в религиозном порыве предложил Ягердышка.

– Вот этого не надо, – отказался старик. – Это не дело! Кто нибудь станет меня кликать, а прибежит медведь! Медведя же кто позовет, прибегу я!..

Старик осекся, уразумев, что сказал что то не то, а потом, кашлянув, сплюнул под ноги смолу и командным голосом указал:

– Собирайся! На промысел щокура пойдем! Помнишь, что неделю для меня ловишь?

Откуда то появилась Укля, подняла с полу жеваную смолу и засунула черную в рот Бердану.

– Обронил, – пояснила.

– Ага, – согласился Бердан, зажевал быстро быстро, строго посмотрел на Ягердышку и вышел вон.

Вспомнив свои ночные приключения, молодой чукча как то особенно поглядел на Уклю, с большой нежностью во взоре, и, потупив глаза, произнес:

– Жена…

Эскимоска покорно склонила голову, и из ее глаз щелочек, казалось, брызнуло светом, а оттого и у Ягердышки в душе рассвело. Да и синева ночных побоев смотрелась теперь несколько праздничней.

Ухватив под бок медвежонка, Ягердышка выбрался на волю, где его поджидал Бердан с веслом в руках.

– Зачем ты медведя с собой? – поинтересовался старик.

– Рыбкой его побалуем, – ответствовал Ягердышка.

– Моей рыбой! – вознегодовал Бердан. – Моей рыбой кормить медведя!!! – И вознес над головой карающее весло.

– Уж не откажите, святой отец! – Ягердышка бросился к руке старика и потянул к ней губы. – Мишка то малый, помрет с голоду!

Если бы лицо Бердана не являло собою сплошной синяк, то наверняка бы покраснело, а так лишь волосатые уши запылали кумачом от удовольствия.

– Это религия ваша такая, что ль? – спросил он. – Руки старикам лизать?

– Ага… Всего лишь одну рыбку, почтенный отец пустынник!

– Хорошая религия. – Задумался. – И сколько богов у вас, однако?

– Так один, – ответил Ягердышка. – Иисус Христос.

– Как один?!! – изумился Бердан. – А бог моря? Кто за очаг отвечает? А за рождение ребенка?.. А за…

– Иисус, – покорно ответил Ягердышка и перекрестился.

Бердан столкнул каяк в воду. Высказал соображение:

– Как Сталин.