Свёрток Ксения разворачивала с неподдельным интересом, но и разочарование было вполне искренним. Разочарование быстро переросло в обиду, хотя обиду попытались скрыть.

– Это же обычная галька. – Там на обратной стороне рисунок.

Резанов уже решил, что его подарок так и не будет оценен по достоинству, и приготовился к оправданиям, но рисунок Ксению заинтересовал и даже в большей степени, чем он мог предполагать.

– Этому рисунку несколько тысяч лет.

Картинка действительно была примитивной, со свойственным всякому примитивизму пристрастием к деталям, которые люди цивилизованные стараются не выпячивать. Была в этом высеченном древним художником быке какая-то первобытная сила, быть может, поэтому такой покладистой и покорной смотрелась под ним корова.

– Симпатическая магия, – пояснил Резанов. – Наши предки не бросали зёрен в борозду, не окропив её предварительно собственным семенем.

– А бык здесь при чём? – Бык олицетворяет силу, мужское начало. – А это не подделка?

– Кто его знает, – пожал плечами Резанов. – Не исключено, что кто-то повторил в точности древний рисунок. Но дело это не меняет – с таким энтузиазмом мог творить только очень наивный человек, твёрдо верящий, что его работа даст быстрый практический результат. Кстати, я думаю, мой сон был навеян именно этим рисунком.

Слушательница Ксения была благодарная и неизменно вдохновляла Резанова на самые безудержные фантазии, но в данном случае ему придумывать ничего не пришлось, поскольку сон сам по себе был достаточно забавен. Камень Ксения зажала в кулачок и подпёрла тем кулачком щеку. Сейчас Резанов готов был поклясться, что именно Ксения в его сне исполняла роль старшей жены умирающего вождя Доху-о-доху, а в роли барабанщика Элема выступал он сам.

– А почему же старшая? – обиделась Ксения. – Не такая уж я старуха. – Извини, дорогая, – развёл руками Резанов. – Другие там были значительно моложе. – И значит, по случаю пенсионного возраста мне и подсунули оборванца Элема. – Во-первых, почему же оборванца, – возмутился Резанов. – Можно сказать, лучший среди барабанщиков Эбира. А во-вторых, этим Элемом был я.

– А я почему-то решила, что ты, это новый вождь Фален-о-фален. Если бы мне снились сны, то я непременно была бы в них королевой, а уж никак не барабанщицей. – Вот поэтому тебе сны и не снятся. Слишком уж завышенные претензии.

Ксения действительно не помнила своих снов или, точнее, помнила совершенно несущественные детали, которые никак не хотели складываться в красивую мозаику. Укол Резанова она приняла с обидой – человек, в конце концов, не властен над своими снами.

– А как меня звали? – Понятия не имею. Я ведь всего лишь простой барабанщик, мне воспитание не позволило расспрашивать знатную даму. И вообще ты смотрела на меня поначалу с презрением, но потом, когда стали терпеть фиаско самые знатные эбирские мужи, взгляд твой значительно потеплел. Я думаю, что ты просто испугалась бича.

– Какого ещё бича? – Всех, потерпевших неудачу, жрецы бичами гнали из храма Огуса и выставляли на продажу.

– Какой ужас. – Раньше им рубили головы или бросали на растерзание леопардам за оскорбление божественного быка, но в последнее время нравы мягчают даже в моих снах. – Ты-то хоть не подкачал?

– Не могу знать. Ты разбудила меня на самом интересном месте. – Жаль, – вздохнула Ксения. – И почему мне не снятся сны?

Резанов перехватил её взгляд, но только на секунду, поскольку Ксения тут же вильнула глазами в сторону.