Чиж Паленову сочувствовал. С человеческих, естественно, позиций, а не с классовых. Было здесь ещё и то обстоятельство, что Паленов никогда в партии не состоял, следовательно, отступником его считать было нельзя. А Чиж как раз лютее всего ненавидел номенклатуру, которая, сделав совершенно немыслимый для рядовых партийцев кульбит, чуть не в полном составе оказалась во главе либеральных реформ.

– Ренегаты, – подтвердил Резановские подозрения Чиж. – Ну, ты скажи, как же можно за таких голосовать?

Резанов с Чижом согласился на все сто процентов и даже заверил, не покривив душой, что никогда за номенклатуру не голосовал и голосовать не будет. Собственно, Резанов за все годы демократических реформ так ни разу и не удосужился добрести до избирательного участка, но признаваться в своей пассивности он не стал. Чиж подобного поведения не одобрил бы, поскольку после честности превыше других качеств ставил политическую активность. Сам он буквально бурлил энергией, занимая своей небольшой плотно сбитой фигурой больше пространства, чем превосходящий его и ростом и весом Резанов.

Надо сказать, что обитал Чиж не в хоромах, и конспиративная квартира, куда он привёл Резанова, кроме функций политических выполняла ещё и функции чисто житейские. И кроме Чижа здесь проживали его сердитая половина и трое их отпрысков, переходного или близкого к тому возраста.

– Жениться тебе надо, Серёжа, а то путаешься абы с кем.

Резанову совет не шибко понравился, а потому чуткий и деликатный хозяин сменил тему разговора.

– В этом деле мне одно непонятно: как это твой Селезень так опростоволосился? Ведь налим из налимов, пересидевший уйму начальников, а тут нате вам, печатает статью главного конкурента своих покровителей.

– Моя вина, – покаялся Резанов. – Договорился с дежурным редактором и поменял в последний момент свою статью на Астаховский опус.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Чиж. – Но не исключено, что Астахов обратился к тебе за помощью с тайным расчётом. Ему твоя фамилия нужна была и именно в связи с этим Паленовым. – Ну, ты скажешь, – усмехнулся Резанов. – Не такая уж я важная персона, чтобы вызвать сотрясение пусть даже и местного масштаба.

– Зато твоя пассия персона довольно крупная и со многими влиятельными людьми связанная.

– Насколько мне известно, Ксения с Паленовым никаких дел не имела. – Много ты о её делах знаешь, – нахмурился Чиж. – По моим сведениям, твоя дама сердца содержательница номенклатурного общака, и через её банчок сомнительные операции прокручиваются. И уж конечно все заинтересованные люди осведомлены, с кем она встречается, и кто спит в её постели. – Выходит, я этой статьёй не только Селезня, но и Ксению подставил? – Кое-кто мог расценить статью как альянс между Паленовым и Ксенией, очень осведомлённой дамой.

– Вот сволочь, Лёха, – выругался Резанов. – Не думал я, что он меня так по-гадски подставит. – Волчьи нравы, – согласился Чиж. – Тебе следует быть поосторожнее и пассию свою предупреди. Сдаётся мне, что Паленов не последняя жертва в этом конфликте. Опять кто-то что-то делит и, по нашему обыкновению, в средствах не стесняется. – Спасибо за чай и информацию, – сказал Резанов, поднимаясь со стула. – Пойду, потрясу дорогого друга.

– Бог в помощь.

То ли атеист Чиж своим неуместным пожеланием сглазил, то ли по какой-то другой причине, но Лёшка на зов жаждущего встречи друга не отозвался. На работе его не было, дома тоже. И если на службе к отсутствию Астахова отнеслись равнодушно, то домашние были, похоже, не на шутку взволнованы.