— Все они касаются расследуемых нами убийств, — ответил Роджер с нарочитой формальностью. — В котором часу вы прибыли сегодня в этот дом?

Мэдден никак не ожидал такого вопроса.

— Час назад, полагаю.

— Где вы находились до этого?

— В своем коттедже. А где еще, как вы думаете, я мог быть?

— Были ли вы там один?

— Всегда бываю один, за исключением утренних часов, когда приходит убираться поденщица. В чем, собственно, дело?

Мэдден сделал вид, что намерен взорваться, но сдержался.

— Видели ли вы конюха Фредерика Три, которого здесь все называют Дубом, сегодня вечером?

— Да, видел, в «Арнткотт-Армзе». Я зашел туда обсудить кое-какие дела с одним своим знакомым.

У полковника всегда было готово алиби на любое время дня: «он был в кабаке». Интересно, предусмотрено ли таковое время на то, когда убили Фреда Три и бармена?

— В чем все-таки дело, Вест?

— Когда вы последний раз видели Фреда Три?

— Должно быть, было часов восемь, как я полагаю. Возможно, раньше, я не вполне уверен. Он пошел домой. А что?

— Есть ли у кого-нибудь ключи от вашего коттеджа, полковник?

— Что за вопрос? Один есть у тебя, так, Марта? У поденщицы тоже. Десятки ключей, разве кто интересуется, у кого они есть?

Роджер чуть повысил голос:

— Были ли вы каким-нибудь образом связаны с Фредериком Три?

Мэдден огрызнулся:

— Не ваше дело!

Но потом все же добавил:

— Мы оба интересовались лошадьми и скачками. Общие интересы, только и всего.

Роджер не стал комментировать. Его забавляли недоуменные взгляды, которые на него бросал несчастный Хупер, никак не понимавший, почему Роджер медлит с обвинением.

Кэтлин Рассел обхватила свои колени двумя руками, плутовато посмотрела на Лайонела Фолея и сказала с мимолетной улыбкой:

— В этом доме столько родственной близости и семейных традиций, мистер Вест, что я сильно сомневаюсь, что вам удастся узнать правду таким путем. Но я не являюсь членом семьи и меня не заботит будущее полковника Мэддена. Поэтому я могу говорить, не испытывая угрызений совести. Да, конечно, он был связан с Фредом Три, он мне сам частенько говорил об этом. Как раз Фред Три и поставлял ему большую часть информации о конюшне Гейла, а полковник передавал ее «Ипподрому» и другим журналам. Я работаю секретарем одного из директоров компании, которой принадлежат эти журналы.

Лайонел запротестовал:

— Не надо, Кэт!

Леди Фолей подошла к креслу и села в него, как будто последние разоблачения явились той последней каплей, которые переполнили чашу ее терпения.

— Это правда, Мэдден? — спросил Роджер.

Мэдден с ненавистью посмотрел на девушку.

— Он не выдавал мне никаких секретов, а сообщал лишь то, что я мог бы узнать и без него из местных слухов. Только и всего!

— Уж если быть вполне откровенной, это далеко не так, — снова заговорила Кэтлин Рассел, — можно сказать, что полковник, — как бы это выразиться? — полковник себя чувствовал как дома в каждом стойле. Я не сомневаюсь, что поступавшая от него информация зачастую касалась того, чего муж моей сестры не хотел бы видеть в спортивных газетах. Моя сестра была уверена, что эти данные мог сообщить только полковник, и поэтому она так не любит вас, мистер Мэдден, и вашу сестру. И она имеет на то все основания.

— Благодаря вашей деятельности за конюшнями мистера Гейла закрепилась неважная репутация, вследствие чего многие владельцы лошадей избегали его. Единственное, в чем моя сестра ошиблась, это в своем предположении, что леди Фолей и Лайонел тоже были причастны к вашей некрасивой игре, полковник.