В конце концов Иг отложил сурдину в сторону и снова обратился к футляру. Он вырвал из него пенопластовую подкладку, положил свежую смену одежды и начал искать свой паспорт. Не потому, что собирался уехать из страны, а потому что хотел взять с собой все важное, чтобы никогда не пришлось возвращаться.

Его паспорт был засунут в роскошную Библию, лежавшую в верхнем ящике комода, перевод короля Иакова, в белой коже со словами Иисуса, напечатанными золотом Терри называл эту книгу его Библией Нила Даймонда;[5] Иг выиграл ее ребенком в библейскую «викторину навыворот» в воскресной школе: когда давались ответы из Библии, Иг всегда угадывал правильные вопросы. Иг вынул из книги свой паспорт и ненадолго замер, глядя на колонку точек и черточек, накорябанную карандашом на форзаце. Это была азбука Морзе; Иг сам вписал ее в Библию Нила Даймонда десять с лишним лет тому назад. Он когда‑то решил, что Меррин послала ему сообщение азбукой Морзе, и потратил целых две недели, составляя аналогичный ответ. Получившийся у него ответ был все еще записан тут цепочкой точек и черточек, его любимая молитва в этой книге.

Он покачал Библию в руке и тоже забросил ее в футляр. Что‑то там все‑таки должно было быть, какие‑нибудь полезные подсказки для его положения, некое гомеопатическое средство, которое может пригодиться при прямом столкновении с дьяволом.

Нужно было сматываться, пока не попался кто‑нибудь еще, однако, спустившись по лестнице, Иг заметил, как сухо и липко у него во рту, как больно ему глотать. Он свернул на кухню и попил из‑под крана. Составил ладони лодочкой и плеснул воду себе на лицо, а затем окунул лицо в воду и отряхнулся по‑собачьи. Вытерся досуха посудным полотенцем, с наслаждением ощущая его грубое прикосновение к оглушенной холодной водой коже. В конце концов Иг откинул полотенце, повернулся и увидел своего брата.

Глава десятая

Терри привалился к стене, сразу же у входа. Вид у него был довольно аховый – возможно, последствия дальнего перелета. Ему пора было побриться, глаза воспалились, как это бывало при аллергии. Терри страдал аллергией ко всему цветочной пыльце, арахисовому маслу; однажды он чуть не умер от укуса пчелы. Прекрасная шелковая рубашка и твидовые штаны болтались на нем, как на вешалке, словно он неожиданно скинул вес.

Братья смотрели друг на друга. Иг и Терри не бывали в одной и той же комнате с того уик‑энда, когда убили Меррин, и тогда Терри выглядел не многим лучше: запинался и путался в словах из‑за жалости к ней, а заодно и к Игу. Вскоре после этого Терри улетел на Западное побережье – якобы для репетиций, хотя Иг подозревал, что его вызвали для поправки ситуации администраторы «Фокса», – и так с того времени не возвращался. Терри не слишком‑то любил Гидеон даже и до убийства.

– Я не знал, что ты здесь, – сказал Терри. – Я не слышал, как ты вошел. Ты что, отрастил рога? Пока я был в отъезде?

– Я решил, что самое время поменять имидж. Нравятся?

Терри помотал головой.

– Я хочу кое‑что тебе сказать, – сказал он, и его кадык несколько раз дернулся вверх‑вниз.

– Много вас таких.

– Я хочу кое‑что тебе сказать, но я не хочу тебе это говорить. Я боюсь.

– Давай сыпь все сразу. Возможно, все не так уж и плохо. Вряд ли что‑нибудь из того, что ты можешь мне сказать, слишком уж меня взволнует. Мама только что сказала, что не хотела бы никогда больше меня видеть. А папа хочет, чтобы меня посадили в тюрьму пожизненно.

– Не может быть.

– Очень даже может.

– О Иг! – сказал Терри, и глаза его наполнились слезами. – Я очень виноват. Во всем. В том, как для тебя обернулось дело. Я знаю, что ты очень ее любил. Знаешь, а я ведь тоже ее любил Меррин.