Владимир Орешкин. Рок И его проблемы-4Рок И его проблемы – 4
Глава Первая
«Двух разбойников, которых привели вместе с Иисусом на казнь, распяли, одного справа от Него, другого — слева. Первосвященники, вместе с богословами и старейшинами, выкрикивали: — Он утверждал, что — царь Израиля. Собирался освобождать других, а себя освободить не может… — Если он — Освободитель, присланный Богом, пусть спасет себя. Когда мы увидим это, мы поверим в него… — Он заявлял: я — сын Бога… Пусть Бог спасет его, если он Тому дорог. И мы уверуем в него… Из толпы Иисусу кричали: — Эй, ты, который собирался разрушить храм и восстановить его за три дня!.. Сойди с креста, если ты — сын Бога. Освободи самого себя. Воины, распявшие Иисуса, бросили между собой жребий, чтобы поделить Его одежду. Один из разбойников, распятых вместе с Ним, издевался над Ним: — Раз ты Освободитель, — говорил он, — давай, освободи себя, да и нас заодно… Но другой остановил его, сказав: — Хоть ты постесняйся Бога… Мы все трое скоро умрем. Мы с тобой виноваты, и заслужили смерть, за зло, которое совершили… Этот же человек ничего плохого не сделал. И добавил: — Иисус, вспомни обо мне, когда скоро попадешь в свое царство… Иисус ответил: — Истину говорю: Уже сегодня будешь со Мной во Вселенной. И, обращаясь к людям, сказал: — Отец прощает тебе, — если ты не понимаешь, что ты творишь… В три часа пополудни, Иисус воскликнул: — Бог Мой, Бог Мой, для чего Ты покинул Меня? Некоторые из тех, кто стоял близко к Нему, сказали: — Этот человек зовет Бога. Тут же один из них побежал, намочил губку кислым вином, надел ее на палку и смочил Ему губы. И сказал: — Давайте подождем. Посмотрим, придет ли Бог спасти его… Иисус же, громко вскрикнув, испустил дух…»
1. Александров, — это не город. Не поселок, не выселки, не село… Александров, — место, где вообще не могут жить люди. Это какое-то серое, обезличенное поселение, да вдобавок, сродни римским развалинам. Когда-то, в незапамятные времена, над ним всходило Солнце, а по ночам там светила Луна. И, вполне возможно, кто-то смеялся на его улицах, а по утрам дети спешили в школу. Даже, возможно, в первомайские дни, и в ноябрьские, там свершались демонстрации трудящихся, плавно переходившие в народные гуляния. Где были красные флаги, портреты членов правительства, и искусственные гвоздики. Вполне возможно. Но те времена прошли. Никому несчастный Александров давно уже не был нужен. Даже его жителям. Три детских дома, педагогический институт, и обветшалая церковь на холме, посередине города. Вернее того затхлого, что от него осталось. Ни заводов, ни фабрик, — одна замызганная авторемонтная мастерская. И тысяч пятнадцать человек населения, которое занимается тем, что не дает пустовать детским домам. Поток детей в которые, — не иссякает. Александров, — огромный приют, где дети в одинаковых серых одеждах, с одинаковыми серыми платочками на головах, гуляют организованно в городском парке, похожем на вытоптанный двор, с двенадцати до двух часов дня. — Тьфу, — сказал Олег Петрович, когда на первой же улице их машина выпустила воздух из переднего колеса, — я так и знал. Искатели приключений, развалившиеся на соломе, устилавшей дно кузова, начали просыпаться. Задняя машина подъехала вплотную и уставилась на них своими фарами. |
