Но что бы то ни было, это уже получалась каста избранных.

Минут через двадцать вернулся наш газик. Он лихо подкатил к грузовику и резко затормозил.

— Там танк стоит! — радостно сказал Птица. — Мы как увидели, даже стрелять по нему не стали, сразу повернули обратно… Местные окопались, — точно нас ждут, без булды.

— В левую сторону съезда не заметили? — спросил я.

— Несколько штук было, — сказал Птица, — один, так вообще, недалеко, и километра не будет.

— Тогда, по коням, — сказал я…

Что-то было не так, во всей этой истории, что-то мне совершенно не нравилось. Вернее, я знал, что не так, и что мне не нравилось. Первое, — армию нужно было кормить. То, что мы взяли с собой в дорогу, из расчета на одни сутки, к вечеру же закончится. А движение наше вперед неожиданно стало приобретать зигзаобразный характер. Так что хорошо бы нам добраться к месту назначения завтра или послезавтра. Не говоря уже об их обратном пути.

Второе, — я не хотел быть зайцем.

Моя командирская интуиция, которая неожиданно, вдруг ни с того, ни с сего, прорезалась во мне, — подсказывала, что когда начинаешь убегать от кого-то, и превращаешь это в постоянный процесс, ни к чему положительному такое привести не может.

Меня бесило отсутствие разведданных. Мне, как настоящему полководцу, хотелось знать о противнике все.

Я пожинал плоды первой своей грубой ошибки, — нужно было поговорить с ранеными. Они бы рассказали много интересного. Тогда я не чувствовал бы себя сейчас, на самом деле, полным слепцом…

Мы свернули влево, на полузаросшую травой давно неезженую дорогу, минут пятнадцать двигались по лесу, а потом выехали к полю.

Следующий лес занимал весь горизонт, а мы оказались в долине, посреди которой протекала извилистая речка.

Дорога вышла на ее берег, я оглянулся со своего командирского места, и громко крикнул проводнику:

— Куда теперь?

Он махнул рукой в ту сторону, в которую мы и ехали.

Так что, продолжили свой путь по этой еле заметной дороге.

Преследователей не было видно, — но судя по их целеустремленности и запалу, они найдут то место, где мы покинули шоссе, и скоро будут здесь. Фора наша была где-то в час, так я посчитал.

— Мост, мост! — стал я кричать, и показывать жестами проводнику.

Он понял, — стал махать рукой, чтобы мы ехали дальше.

Все дороги у таких закавырестых речек ведут к броду или к мосту.

— Нам нужен язык, — обратился я к президентам. — Сейчас, это главная наша задача.

— Я думал, мы сматываемся, — удивился Рыжий.

— Мы сматываемся, — согласился я, — но с достоинством… Поэтому нам нужен язык.

— Слушай, Дядя, — сказал Рыжий, — у тебя прирожденный талант. Я это с утра еще понял. Знаешь, что-то дано тебе от бога… Может, ты какой-нибудь Блюхер или Тухачевский. Только пока не знаешь этого сам.

— Или Наполеон, — сказал Берг.

— Суворов, — недовольно сказал Олег Петрович.

— Кутузов! — согласился Птица, не отрываясь от руля.

И я подумал: это же детский сад. Что бы они без меня делали… Лежали бы уже где-нибудь все они трупами, и тихонько превращались в смертяков.

С таким подходом к процессу.

Ферма, которую строил много лет назад наш проводник, и деревня рядом, давно перестали существовать.

От домов остались полусгнившие заборы, яблони за ними, обросшие непроходимыми лопухами, и остовы печных труб.