Пенсии, правда, его не лишили. Как сложится дальнейшая судьба незадачливого контрразведчика, никого не интересовало. Только в одном можно было быть уверенным: он уничтожит кротов не только на своем участке, но и во всей округе. Слепые черные зверьки полной мерой расплатятся за всех упущенных им шпионов.
Он протянул руку и нажал клавишу включения цифрового диктофона, который стоял на ребре и целился решетчатым микрофоном в сидящего напротив и явно выбитого из колеи полковника Рогожкина. Тот был трезв, но помят – может быть, «после вчерашнего», а может, сказался перелет в полторы тысячи километров, который наверняка не был столь комфортабельным, как у триумфатора Евсеева.
– А что мне надо рассказывать? – спросил он. – И почему меня сюда привезли?
– Расскажите о своей жизни. Об учебе, о распределении, о работе на полигоне, – еще более доброжелательно попросил Евсеев, оставив без ответа вторую часть вопроса.
Этому учили преподаватели в Академии, об этом говорили Валеев и Кормухин, даже отец подтвердил: чем больше неприятностей ты собираешься причинить человеку, тем мягче и вежливей надо с ним обходиться. При таком подходе меньше вероятность ненужных осложнений: нападений, попыток к бегству, самоубийств… Человеку со стороны это покажется изощренным макиавиеллевским коварством, но для профессионала следствия или сыска – это обычная тактика.
– Но все написано в моем личном деле. Зачем повторять? – угрюмо сказал Рогожкин. – Я что, арестован?
– Что вы, конечно нет! – Юра даже руками развел от удивления. – Я просто пригласил вас осветить несколько вопросов.
Процедура «приглашения» выглядела весьма своеобразно. Евсеев с двумя «волкодавами» из оперативного отдела подъехали к штабу РВСН, отзвонились кадровику, обслуживающему «Дичково», и тот свернул бумажную волокиту с готовящимся на пенсию полковником. А когда Рогожкин вышел, его встретил Евсеев с дружеской улыбкой:
– Какая неожиданная встреча, Алексей Михайлович! Вы мне как раз нужны! Надо уточнить кое-что по известному вам факту…
«Волкодавы» придвинулись с боков, и через минуту ошарашенный Рогожкин сидел в машине. Похоже, он лишился дара речи, который вернулся уже в кабинете Евсеева.
– Какие такие вопросы? Я же не знаю, что вам надо! Спрашивайте, отвечу! – Полковник потер нос, что выдавало растерянность и замешательство.
– Ну, хотя бы расскажите, на какие фильмы и концерты доставал дядя Коля билеты для вас с Варенькой, – чиркнув что-то в блокноте, спросил Евсеев.
– Что?! При чем здесь они? Да я и не помню… Когда это было! По-моему, он билетов и не доставал… Вещи, да, было: босоножки там, туфли, джинсы… Ну и что?
– Не волнуйтесь, пожалуйста. Конечно, ничего предосудительного тут нет. А вот ваше исчезновение в Брюсселе – другой вопрос!
Рогожкин откинулся на спинку стула. Как показалось Юре – с облегчением.
– Так вот из-за чего весь сыр-бор! Я уже десять раз объяснял, рапорта писал… Свободный вечер, наш старший приказал всем сидеть в гостинице… А я вышел, отошел недалеко, услышал русскую речь – наши туристы… Писающего мальчика смотрели – символ Брюсселя. Говорят – недалеко. Думал – быстро обернусь, там и правда близко… Посмотрел: ничего особенного, мальчик как мальчик, фонтанчик как фонтанчик, только сопряжены необычно…
Наконец-то Рогожкин говорит долго и связно. Неважно – правду или нет. Неважно вообще, о чем он говорит. Пусть хоть сказку рассказывает или книжку читает. Потому что сейчас цель лейтенан… нет, капитана Евсеева, хотя он сам еще не привык к новому званию, – так вот, цель – не узнать от Рогожкина все подлые шпионские тайны, а записать его речь. |