— Пауза. — Я возьму… (пауза) … 2001-й. — Пауза. — Выйдет… (пауза) …столетие… (пауза) …Роккаматио…
— Отлично, Пол!
— Да.
Он дремлет или впадает в забытье, не знаю. Теперь он все время в полудреме. У меня готов 62-й год — рассказ основан на выходе книги Рейчел Карсон «Безмолвная весна», посвященной пагубному влиянию пестицидов на живую природу.
Вхожу под битловский мотив «Друзья подсобят». Битл Пол улегся на бочок, подушка между ног. Неизменно верный битл Джордж устроился под кроватью.
— Ну что 2001-й? — спрашиваю я.
— Еще нет.
Что тут скажешь? Надо ждать. Под «Люси на небе в алмазах» он засыпает.
На кровати оставляю ручку и стопку листов.
Нынче лейтмотив — битловский «День жизни». Пол спит.
Смерть имеет запах. Им пропитан весь дом.
— Ну что?
— Еще… (пауза)…думаю…
Джек дарит мне пестрядевую рубашку. Пару дней назад я преподнес ему букинистическое издание «Плодородного моря» Йокио Мишимы, и он все искал, чем бы отдариться. С болезнью сына Джек неузнаваемо изменился. На работе взял большой отпуск, но очень сомнительно, что вернется вообще. Мысли и чувства его обращены к иному. Равновесие его все так же шатко. Он полон тревоги. Джек спрашивает о моих планах. Отвечаю уклончиво: мол, куда-нибудь съезжу, потом вновь за учебу. Больше меня волнует его будущее.
— Ну как?
— Пока… (пауза)…нет…
Выгуливаю Джорджа X. Наши прогулки мне нравятся — бесцельность обретает смысл. Терпеть не могу, когда хозяева общаются с любимцами, точно с людьми, но вдруг ловлю себя на том, что сам беседую с существом, у которого мозг размером с лимон. Пес утратил былую игривость. Поджав хвост, вяло обнюхивает кусты и столбики. По-моему, он отощал. Бросаю палочку. Джордж X. провожает ее взглядом, не двигаясь с места. Спрашиваю Мэри, отчего пес такой квелый. Глянув в его блестящие черные глаза, она достает лакомство:
— Плохо ест. Послушай, псина, хватит нам одного больного. На!
Мэри бросает лакомство. Пес уныло хрумкает. Я улыбаюсь. Потом ухожу в подвал поплакать.
— Как дела?
— Я… (пауза)…придумал… — Пауза. — Позже…
Битлы играют «Жизнь в честь мистера Кайта». Слушаю. Альбом «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера» начинается заново. Пульс сто шестьдесят. Давление шестьдесят на тридцать. Он при смерти. Задремывает.
Джордж X. приладился лежать рядом с хозяином, но так, чтобы его не тревожить. Пес тихонько скулит. Губы и ноздри Пола слегка посинели. Зову сиделку.
— Цианоз, — говорит она. — В смысле, недостаток кислорода в крови.
— В смысле, ПЦП?
Сестра кивает.
О, господи. На круги своя. Все понапрасну, лишь затянувшаяся мука.
На листке что-то накарябано, однако ни слова не разберу.
Силы иссякли: он безмолвен и недвижим. Лишь изредка моргает. Три часа назад ему вкололи морфий.
— Пол… это я…
Дрогнули веки.
Низко склонившись, касаюсь его уха. Чуть потираю мочку. Кажется, ему приятно. Ватной палочкой чищу ухо — снаружи и очень осторожно внутри. На головке желтоватая сера. Его губы дрогнули в подобии улыбки.
— Не волнуйся, — шепчу, — я быстро.
Он силится что-то сказать. Но нет дыхания, чтоб породить слово. Натужно кривятся губы, и вот чуть слышно доносится:
— Две…
Наверное, две тысячи первый.
Прихожу ежедневно. Мэри говорит, временами ему лучше — раз даже сел в кровати и немного поговорил. |