Рокоссовский в Войске Польском был не единственным русским. Ещё когда бои шли в Белоруссии, дивизию имени Тадеуша Костюшко, а потом части 1-й польской армии комплектовали советскими офицерами и специалистами. Русскими были даже командиры батальонов и рот, не говоря уже об артиллеристах, связистах, танкистах. Вот они-то и пришли в новую польскую армию вместе со своим маршалом. В кратчайшие сроки советские офицеры помогли республике создать боеспособные вооружённые силы, оснащённые современным оружием и способные решать самые сложные боевые задачи.

Рокоссовский регулярно ездил в Москву и всякий раз бывал на приёме у Сталина. Содержание их бесед неизвестно. Во всяком случае, они разговаривали, конечно же, не о погоде на побережье Балтийского моря и не о прелестных польках.

Что и говорить, в родной, но давно уже забытой Польше Рокоссовскому пришлось нелегко. Но ведь и маршалу Жукову, воскликнет читатель, в Одессе, а потом и на Урале жилось и служилось непросто! Знакомый нам по ленинградскому «Крестовскому» периоду Владимир Вацлавович Рачинский размышлял в своих воспоминаниях о маршале: «По просьбе польского правительства он вернулся в Польшу. Занимал высокий пост министра обороны ПНР. Он тоже знал хорошо польский язык. Любил свою родину. Был польским патриотом. Но, как можно понять его историю, здесь, в России, он среди русских был поляком, а там, в Польше, среди поляков он был русским, советским. Может, некоторым это и трудно понять, понять эту двойственность положения. Такая двойственность возникает у людей, потерявших при тех или иных условиях свою родину. В сущности, это тяжёлая психологическая драма многих миллионов различных эмигрантов».

Но Рокоссовский эмигрантом-то и не был. Родился в Российской империи, в Русской армии служил и воевал в Первую мировую войну.

Драмой его жизни стала попытка возвращения в ту часть бывшей империи, где уже царствовала другая культура, другая жизнь. Даже язык здесь изменился. В прежний дом, как известно, возврата нет. А ещё замечено: никогда не возвращайся туда, где когда-то был счастлив…

Той Варшавы — рая его детства — уже не существовало. И той Польши — тоже. И конечно же, Рокоссовский — человек тонкой душевной организации — всё это понимал и многое предвидел. Возможно, именно поэтому во время разговора со Сталиным на Ближней даче попытался отказаться от польского мундира. Он уже послужил в Польше, увидел её, понял, что прежней Польши нет и не будет уже никогда. Иллюзии растаяли ещё в 1944 году, когда он с войсками стоял перед Вислой и разглядывал в бинокль Варшаву. С Варшавой и Польшей его теперь связывали только сестра и солдатский долг перед тем, кто по-прежнему оставался для него Верховным главнокомандующим.

Польскую армию Рокоссовский со своими генералами и офицерами создал. Положил на служение Rodzinny Polska и её армии самые зрелые годы своей жизни, знания, опыт, талант и здоровье. Благодарность поляков тоже была вполне искренней.

Вскоре на построениях дивизий и частей, куда он выезжал с инспекцией, из рядов стали раздаваться выкрики: «Marszalek, Urlop w Rosji!» или «Precz czerwona marszalka!». Дважды в Рокоссовского стреляли. Первый раз в 1950 году во время инспекции артиллерийских частей в Люблине. Стреляли из пистолета. «Выстрел был произведён с большого расстояния, и пуля пролетела мимо, — рассказывал Рокоссовский. — Стрелявшего не нашли. Через три месяца в Познани по моей машине дали автоматную очередь. Оказался раненым сопровождавший офицер, было разбито вдребезги заднее стекло, но я не пострадал. И на этот раз стрелявших не нашли. Выступали против меня в основном бывшие участники Армии Крайовой и формирований Национальных Вооружённых Сил. Поэтому работать в Польше было трудно».

Дело осложнялось ещё и тем, что Рокоссовский пришёл в Войско Польское не на пустое место. До него министром национальной обороны Польши был маршал Михал Роля-Жимерский.