На похоронах Сталина Рокоссовский плакал. Повторяя семейные предания, Константин Вильевич рассказывал: «Другие маршалы стояли у гроба вождя без слёз, а дед плакал. Он не по отцу народов плакал. Он понимал, кто идёт за ним, понимал, что будет со страной, с соцлагерем. Социализм был для него не пустым звуком. Он был идейным борцом за социализм».

У гроба Сталина ему стало плохо. Врачи сделали укол. Портрет маршала отлил в бронзе своих стихов Алексей Сурков: «Вот перед гробом плачет маршал Польши, твой никогда не плакавший солдат…»

Поэт, как всегда, увидел суть, самую её глубину. Все они, бережно нёсшие на атласных подушечках ордена и медали своего Верховного, были его солдатами. Рокоссовский остался им навсегда. Смерть Сталина не изменила верности солдата. Хотя многие пытались приспособиться. И приспосабливались.

Был ли Рокоссовский сталинистом? Семья, потомки это категорически отрицают. Но, видимо, всё же безосновательно. Сама судьба Рокоссовского после Польши и после Сталина свидетельствовала о том, что служить под началом другого главнокомандующего он так и не смог.

После Сталина народ, населявший Кремль, заметно помельчал. Крупные и сильные личности, такие как Г. К. Жуков и В. М. Молотов, там не приживались. Кабинеты постепенно занимали люди, обладавшие иными качествами.

Рокоссовского раздражало это мельтешение. Раздражала речь Хрущёва на XX съезде. Раздражало многое из того, что буквально хлынуло за ней. В особенности пляска вокруг мёртвого льва…

«Как это было сделано на XX, а потом на XXII съездах, — рассказывает Константин Вильевич, — он считал глупостью и авантюризмом. Конечно, он не мог не понимать, что, в принципе, вся тогдашняя система держалась на Сталине. Кто-то его любил, кто-то его уважал, а кто-то (может быть, и большинство) боялся. Сталин был стержнем тогдашней социалистической системы и, даже будучи мёртвым, продолжал стабилизировать её. И когда в 1956 году этот стержень выбили, система посыпалась. Рокоссовский же был сторонником постепенного демонтажа сталинизма. А то, что пришло ему на смену, было, с его точки зрения, настолько мелким и плюгавым, что невольно он, наверное, мысленно обращался к образу вождя и убеждался, что равных ему нет и не будет».

Хрущёву не помог даже визит в Польшу, чтобы удержать там ситуацию под жёстким контролем. Но что он, заложник своей либеральной политики, мог сделать в тех обстоятельствах? Он сам своим докладом на XX съезде КПСС и запалил фитиль под польской пороховой бочкой.

19 октября 1956 года необычно многочисленная советская делегация прибыла в Варшаву. В это время шла работа пленума ЦК польской компартии. Московские гости прибыли без приглашения. Хрущёв, Микоян, Молотов, Каганович и командующий войсками стран Варшавского договора маршал Конев. Такой состав свидетельствовал о многом, в том числе и о том, что в случае необходимости для наведения порядка может быть применена сила. Министр обороны СССР маршал Жуков тем временем отдал соответствующие распоряжения: Северная группа советских войск и Балтийский флот были приведены в состояние повышенной боеготовности. Часть эскадры двинулась к Гдыне. Поляки заволновались. Сторонники Гомулки заговорили о военном перевороте. Делегаты пленума «потребовали от министра национальной обороны объяснений». Две советские танковые дивизии уже шли на Варшаву. Рокоссовский пытался успокоить делегатов, пояснив, что ничего особенного не происходит, советские войска, дислоцированные в Западной Польше, проводят плановые манёвры. Но это только сильнее взволновало участников пленума. Сторонники Гомулки настояли на том, чтобы советские танки были остановлены и возвращены в места постоянного пребывания.