– Я помогу тебе,– решил Виктор, который уже не мог безучастно сидеть и смотреть на все это.

Нижнее белье, обувь, свитера, пижамы: она, казалось, не упустила ничего.

– И куда же я денусь, если Марсьяль продаст дом? – вдруг спросила она.

– У тебя есть время. Отец не оставит тебя без средств, и потом мы здесь, Макс и я.

Он был вынужден предложить ей это, однако он не мог взять ее на содержание на целый год.

– Вы, должно быть, оба осуждаете меня...

– Я не сужу тебя, мама!

– Ты ведь так любил свою Лору, может быть, тебе удастся меня понять.

– Не знаю,– ответил он откровенно.– Это трудно. Она вдруг внимательно посмотрела на него.

– А все-таки мне легче оттого, что он теперь все знает,– призналась она вдруг.– Знает, что я могла сделать ради любви к нему. Другая женщина, возможно, забыла бы, но не я, я слишком его любила. И до сих пор я не знаю, сумею ли жить без него. Для меня это не... немыслимо.

По ее щекам, размывая пудру, заструились слезы. Она хотела вытереть их, но только размазала макияж. Чтобы взять бумажный платок, она подошла к туалетному столику.

– Он грустный?

– Как сказать, он... потрясен, да. Но ты же его знаешь, с его силой характера...

– Твой отец? О нет! Видел бы ты его, когда он пришел с поникшей головой и с этим мерзким ублюдком на руках! – вдруг вскричала она с внезапной яростью, вся ее печаль начисто исчезла.– Я и не думала о том, что делаю это напрасно, я знала, что он приползет! Но ценой расплаты оказался Нильс. Аренда на двадцать лет!

Она умолкла, взгляд ее пылал ненавистью, Виктор смотрел на нее, не веря глазам.

– Ты до такой степени ненавидишь Нильса? – обронил он.

– Конечно, а как бы ты хотел? Это вылитый портрет матери, ты же видел ее фотографии! Ты должен был найти их, ведь ты рылся повсюду! Нильс не представляет никакого интереса, он слабый; нервозный. Впору спросить, действительно ли он сын Марсьяля, но поди проверь! И он такой же бесстыжий, как и мать, должно быть, у них это в крови. Как подумаю, что он сделал с тобой!

Повисла пауза. Виктор выждал секунду, потом наклонился, чтобы закрыть чемоданы. Он поднял их, они оказались тяжелыми.

– У тебя ведь есть дорожная сумка? Дай мне, я заберу его ружья...

Оставив чемоданы в коридоре, он пошел в кабинет отца. В ящике лежала чековая книжка, а также маленький зеленый еженедельник, хорошо знакомый ему. Затем он подошел к витрине, где была размещена коллекция оружия. Ключ торчал в замке, он снял с крючков первое из ружей и начал его разбирать. Все еще находясь под впечатлением слов матери, он выполнял действия чисто механически.

– Виктор...

Он повернулся и увидел ее на пороге со спортивной сумкой в руках.

– Ты знаешь почти все, но все-же тебе придется дослушать конец этой истории.

– Конец?

– Да. Кое-что произошло со мной после.

Виктор сразу понял, на что она намекала. Эта загадочная фраза, которую он оставил в стороне, не находя ей объяснения. Покинув дом в Каоре, следуя ее записям, она некстати наткнулась на этого типа. Он отметил про себя, что знает практически наизусть всю ее исповедь и, скорее всего, никогда не забудет ни единого слова.

– Возможно, существовал единственный шанс на миллион, чтобы натолкнуться на кого-нибудь там, внизу, но, как видишь, это произошло. В тот день я нос к носу столкнулась с Жаном Вильнёвом. Уж не знаю, что он делал в Каоре, но Вильнёв, как всегда, остановил меня, чтобы поздороваться. Мы иногда нанимали его в Роке как поденного работника... Я всего лишь удивилась, не более того.