– Мама,– сказал он ласково,– на этой неделе я зайду к тебе пообедать.

Это не было пустым обещанием, и она поняла это, потому что на ее губах заиграла легкая улыбка.

Воспользовавшись моментом, Виктор встал из-за стола. Подхватив чемоданы, он спустил их на первый этаж как раз в тот момент, когда, наконец, появился Максим. Они вместе зашли за тяжелой сумкой с оружием и поцеловали мать, стараясь вести себя так, словно ровным счетом ничего не произошло, словно они поступали в этот день точно так же, как и в другие.

Тяжело нагруженные, они шли по улице Президьяль, а Бланш, застыв у окна на втором этаже, провожала их глазами. Когда-то она точно так же провожала их в школу. Ах, как быстро пролетели эти годы отсрочки! Три десятилетия, украденные у Марсьяля, в которых она смаковала каждую минутку. А сейчас, когда все было позади, что оставалось ей ждать от жизни? Жизни, в которой его больше не будет...

Ее охватила дрожь, и она отошла от окна. Весь Сарлат будет судачить, что же произошло у старых супругов Казаль. Вынужденный молчать, Марсьяль не скажет ничего. Впрочем, никто ничего не скажет. Максим и Виктор? Они слишком хорошо воспитаны, чтобы расспрашивать ее, слишком стыдливы и, скорее всего, слишком шокированы. Да, Виктор услышал ее откровения по поводу Жана Вильнёва, но ей уже нечего терять, а Вильнёв заслуживает все то презрение, которое выразит ему ее сын.

В конечном счете, она не обижалась на Виктора, что он покопался в Роке и восстановил ее историю. Единственное – он чуть-чуть с этим поторопился. Как ожидалось, это поместье должно было перейти к сыновьям только после смерти Марсьяля или ее собственной, и именно исходя из этой перспективы она не уничтожила все. Мысль, что однажды сыновья узнают, до какой степени она любила их отца, не была ей неприятной. Это преступление было ее единственным в жизни поступком, доказательством того, на что она оказалась способной, демонстрировало, что она отнюдь не была женщиной скромной, слабой, незначительной – короче, той идиоткой, которую все знали испокон веков.

Бедный Виктор... Как он, должно быть, клянет себя за излишнее любопытство! В тот день, когда Марсьяль намекнул на ту школьную тетрадку, найденную в шкафу, которую они простодушно приписали кому-то из прислуги, она была взволнована не на шутку. Тогда однажды вечером, воспользовавшись отсутствием Марсьяля, она отправилась в Рок. Всю дорогу она придумывала различные причины, которыми могла бы объяснить сыну свое вторжение. Но в поместье она с облегчением убедилась, что Виктора нет, что он отправился ужинать куда-то еще. Она поспешно отъехала от дома и поставила машину в перелеске. Дом она знала, как свои пять пальцев. То, что она искала, находилось на третьем этаже, куда она и поспешила. Разрезанный в лоскуты платок висел на спинке стула в той самой комнате на мансарде, которую она так хорошо помнила. Еще бы, она провела в ней за письмом столько ночей! Однако найти черный блокнот не удалось. Перед пустым шкафом она впервые запаниковала. Тщательные поиски в сундуках также ничего не дали, и она <strong/>суетливо прошлась по другим комнатам, но тут подъехала машина и нарушила ночную тишину. Напрягая слух, она расслышала тихий разговор. Виктор был не один, и это оказалось ей на руку. Стараясь не шуметь, она вышла через кухню, не имея ни малейшего желания объяснять сыну свое присутствие. Когда она отошла уже на порядочное расстояние, то вспомнила, что не выключила свет на лестнице. Но не возвращаться же из-за этого назад!

Из своей ночной вылазки она принесла лишь платок от «Гермеса». Тот самый, оставшийся у нее в руке тридцать лет назад, когда шведка полетела вниз головой из окна. Падение, крик, <strong/>стук тела, упавшего с высоты четвертого этажа. Сколько раз она вспоминала этот момент, дрожа от невинного ужаса.