По этой причине я решил сразу же обратиться к Генриху Карловичу за адвокатской помощью. По его совету и вместе с ним я вернулся назад. Вот, собственно, и все, – несмотря на теплый майский день, банкира била мелкая нервная дрожь, придававшая его словам ощущение правдивости.
– Ну вот, что я вам говорил, господин следователь? Еще минуту назад все было ясно как божий день, оставалось только отрядить за ним городового и арестовать. Зато теперь тумана напустили столько, что и не знаешь, на кого кандалы примерять, – сокрушался Антон Филаретович.
– Скажите, вы были именно в этой одежде, когда вошли в комнату, где находился убитый? – задал вопрос Ардашев.
– Разумеется. Вот прямо так и зашел, – подобострастно ответил банкир.
– Нет ли на вашей одежде следов крови? – поинтересовался Леечкин.
– Вот, пожалуйста, осмотрите костюм, если это необходимо, – произнес Попов и, с готовностью скинув пиджак, положил его на стол, оставшись в голубой сорочке.
Следователь достал из кожаного чехла большую лупу и принялся скрупулезно, дюйм за дюймом исследовать ткань. Закончив, передал пиджак хозяину.
– А господина Понойотиса вы, случайно, не встретили, когда выходили из бани? – внес свою лепту в допрос Каширин.
– Нет, нет. Увидев труп, я был настолько испуган, что никого и ничего не заметил. А Понойотис мне встретился еще до того, как я зашел в баню. Он выходил из ворот с перекинутым через руку пиджаком и проследовал мимо. Грешным делом я подумал, что, может быть, он и есть любовник моей жены, – добродушно ответил Матвей Петрович.
Получив разрешение на осмотр места происшествия, Ардашев направился в злосчастный, так называемый семейный номер. В комнате отдыха № 3 с шипением, озаряя стены белыми вспышками, – в металлической тарелке горел насыпанный горкой магний – щелкал затвором фотоаппарата Бертильона штатный полицейский фотограф, а приглашенный для осмотра врач из городской больницы внимательно описывал характер нанесенных покойнику ран.
– Непонятно только, для чего убийца разрезал мышцы на запястье правой руки. Если бы он это сделал вначале, тогда можно было бы предположить, что жертву пытали. Однако, судя по имеющимся характерным признакам, рука убитого уже была залита кровью из нарушенной сонной артерии, и только потом на ней зачем-то перерезали сухожилия, – делился размышлениями доктор.
Клим Пантелеевич распахнул шкафчик для одежды, внимательно оглядел висевший на деревянной вешалке пиджак темного цвета, зачем-то вывернул наизнанку боковые карманы, осмотрел их, вышел. В коридоре, лицом к стене, на коленях стоял Ильяс. Бородобрей согнул перед собой руки и с отрешенным видом чуть заметно шевелил губами. Рядом, на ступеньках лестницы, ведущей на мансарду, сидел и курил его страж, задумчиво глядя в проем проходной двери на внутренний двор. Блюститель порядка не обращал никакого внимания на молящегося, но встал, пропуская наверх адвоката. Скрипучие ступени закончились, и, оказавшись на небольшой лестничной площадке, Клим Пантелеевич огляделся, достал носовой платок, провел им по пыльным перилам, осмотрел и, спустившись вниз, вернулся в комнату, где следователь и управляющий банком уже довершали составление протокола.
Почти все формальности были выполнены, но Леечкин никак не мог принять окончательное решение – арестовывать банкира или нет. И даже выученные наизусть лекции по криминалистике господина Рейса не давали нужного ответа. «С одной стороны, получается, что Попов мог совершить преступление на почве ревности, – рассуждал следователь, – а с другой – убить таким способом и не запачкать свой костюм практически невозможно. Опять же этот грек. Касторкин видел, как он выходил из бани, попросив прикурить. |