Они стояли у священной стены и тихо переговаривались о своем. Они не заметили, как в храм вошел очень важный, почтенных лет господин. Он вошел в храм тихо, медленно, останавливаясь у каждой скульптуры, у каждого изображения. Вначале он не обратил внимания на людей, стоящих у противоположной стены, но когда маленький Моси позвал брата и довольно громко крикнул: «Памеджаи, посмотри!» – важный господин подошел и стал молча рассматривать давно знакомую ему работу, сделанную человеком, хорошо ему известным. Это был писец Пабеса. Очутившись в этих краях, недалеко от храма, по своим делам, он не смог отказать себе в удовольствии побывать в этом святилище, которое всегда казалось ему самым прекрасным. Имя Памеджаи, услышанное из уст мальчика, заставило его вспомнить этого искусного раба из страны Куш, раба, который погиб и о котором у него осталась в сердце добрая память. И оттого, что эта память была очень доброй, он сделал то, чего никогда не сделал бы в другом случае. Он обратился к незнакомым людям и сказал Памеджаи, стоявшему в тени рядом с Таметс:

– Я услышал имя Памеджаи. Так зовут вашего маленького сына. И хотя я вас не знаю, мне очень приятно, что вы его назвали таким хорошим именем. Я должен вам сказать, что стена, украшенная этими картинами, – это память о прекрасном мастере, одном из лучших мастеров, которые трудились здесь. Их были сотни. А каменотесов были тысячи. Все вместе они осуществили прекрасную мечту мудрого жреца, который задумал это святилище в этой горе. И вот раб Памеджаи из страны Куш, который своим волшебным резцом увековечил память о нашем божественном фараоне Рамсесе, сделав такую прекрасную работу, потом допустил небольшую оплошность в одном деле, и погиб у стен крепости, которую называют «Обуздавшая чужестранцев». Он при мне свалился с высокой стены в бурные воды Хапи, и в одно мгновение его не стало. Я не знал, кто падал со стены этой крепости, когда подошел к воротам, чтобы войти в крепость. Но когда я уже вошел в крепость и начальник отряда сделал мне сообщение о лазутчиках, которых поймали его воины, он назвал мне имя человека, который свалился в бездну. Это был тот самый Памеджаи, который сделал эту прекрасную работу.

Все время, пока Пабеса это говорил, Памеджаи смотрел на стену, боясь встретиться с ним глазами. Стоявшая рядом Таметс вся дрожала от волнения. И когда Памеджаи обернулся к ней, он увидел, что слезы градом текут по ее лицу. Главный писец умолк, и тогда настоящий Памеджаи, отец маленького Памеджаи, обернулся, подошел поближе к важному господину, к главному писцу фараона, и сказал:

– Мой господин, мой великий господин Пабеса! Прости. Вот здесь, в стенах святилища, я предстаю пред тобой – настоящий, живой Памеджаи… – Он бросился к ногам Пабесы и, обнимая их, продолжал: – Не удивляйся и не пугайся, великий Пабеса! Добрый человек, Пабеса! Прими благодарность раба Памеджаи. Ты спас меня. Случилось так, что я должен был покинуть Икен вместе с человеком, который помог мне… Мы счастливо ушли от великой опасности и стали жить в городе Миме. Боги милостивы…

– Подымись, Памеджаи! Дай мне посмотреть на тебя. И как мне поверить, что ты Памеджаи?…

Памеджаи поднялся и предложил всем выйти из святилища, чтобы друг друга узнать. И когда они вышли из святилища и уселись у подножия гигантских статуй, Памеджаи во всех подробностях рассказал, как он изменил свое лицо, как он подружился с Пааамом и Бакет, как женился на маленькой рабыне Таметс и как он растит теперь своих сыновей, которые непременно должны стать великими мастерами, чтобы превзойти его в искусстве ваяния и своими руками увековечить лики бессмертных правителей и богов.