— С удовольствием. Они не следовали старым правилам. Создавали собственные. — Ниалл отвернулся от летних дев, по-прежнему тараторивших что-то сердито и испуганно. Ничего нового они ему сказать не могли. — Иногда следует бросать вызов правилам.

— Или нарушать их? — Дыхание Лесли участилось, улыбка стала опасной.

— Порой и так, — согласился он.

Ей не понять, что означает нарушение правил для него. Но он их и не нарушает. Слегка раздвигает границы, так вернее сказать.

Он предложил Лесли руку, и оба двинулись в следующий зал.

«Мой король велел мне охранять ее, — думал Ниалл, чувствуя легкий трепет маленькой ручки на сгибе своей руки. — Он знает, что я с этим справлюсь. Я осторожен и удержусь в рамках».

Все будет хорошо.

Именно его Кинан чаще других просит сопровождать Лесли. Король верил ему, несмотря на опасность, которую представляют его объятия для смертных. Не напоминал о том, что происходило с ними в результате любовной связи, не спрашивал, скольких Ниалл успел погубить, связавшись с Айриэлом.

Просто доверил ему сделать то, что должно быть сделано.

И Ниалл убережет эту девушку от роковых последствий своей любви. Сегодня ее красота и одиночество заставили его позабыть о добрых намерениях, но с завтрашнего дня он снова будет охранять ее невидимым.

Нет ничего плохого в том, чтобы прогуляться и поговорить с ней. Один раз.

Он держит себя в руках и не причинит ей вреда. Не станет же он рассказывать, кто он такой на самом деле и сколько раз ходил за нею без ее ведома. И целовать ее не станет.

— Не хочешь перед выставкой перехватить по сандвичу? — спросила Лесли.

— По сандвичу? Да, пожалуй.

Это в пределах правил. Никакой опасности. Опасность девушке грозила бы, предложи он ей пищу фэйри. А от еды смертных, приготовленной и поданной смертными, вреда не будет.

Ее рука легонько сжала его руку. Лесли тихо сказала:

— Я рада, что мы встретились.

— Я тоже, — ответил Ниалл, но отстранился.

Он мог бы, наверное, стать ей другом. Но не больше. Все прочее под запретом. Она сама — под запретом.

И оттого еще притягательней.

Через два часа — слишком коротких — явился стражник на смену Ниаллу, и тот, извинившись, расстался с Лесли. Испытывая грусть и облегчение. Пребывание рядом с ней было пыткой, сладостной, но пыткой, ибо он ни на секунду не мог забыть о том, что она никогда не будет ему принадлежать.

Выйдя из музея, Ниалл увидел на улице нескольких фэйри, сильно избитых, но словно бы ничего не чувствующих — явно под влиянием зелий, которыми их опоили подданные Айриэла. Поскольку неподалеку находились излюбленные в последнее время притоны темных фэйри, это зрелище не удивляло. Но потом навстречу Ниаллу стали попадаться избитые смертные, и довольно много. Им самим следы побоев казались, разумеется, обычными, но Ниалл видел истинную форму подживающих синяков и понимал, что оставлены они не человеческими руками, а когтистыми лапами. За что?

Встречавшиеся по пути фэйри Зимнего двора посматривали на Ниалла испуганно. Одиночки, завидев его, спешили к кому-нибудь подойти. Даже безразличные ко всему келпи, плескавшиеся в городских фонтанах, и те провожали его настороженными взглядами.

Подобного отношения Ниалл заслуживал когда-то, но он давно покинул Темный двор. Решив начать жизнь заново, Ниалл попытался исправить то, что натворил. И теперь, при виде избитых смертных и встревоженных фэйри, на него вдруг нахлынули воспоминания, которым лучше было бы оставаться глубоко внутри. Остекленевшие глаза тоненькой рыжеволосой девушки, безвольно обмякшей в его объятиях, обессилевшей после многочасового соития; стол, сломавшийся под танцорками, и заразительный смех Айриэла; кровожадная радость Габриэла, нападавшего на смертных, пока Айриэл подливал еще вина; странные напитки и незнакомые травы на столе; танцы и галлюцинации; плач девушек, когда их вырывали из рук Ниалла.