Та, обессилев от поцелуев, пошатнулась и чуть не упала. Прильнув к его груди, изнеможенно закрыла глаза, и Ниаллу стало очень не по себе. Одурманил девушку, сам забыл о благоразумии... Если бы не Габриэл, Бананак до них уже добралась бы.
Что с ним происходит? Ведь он мог противостоять влечению, тем более перед лицом такой опасности. Для смертных его объятия были наркотиком, но не наоборот. Их ласки манили его, пьянили до головокружения, но самообладания он не терял никогда.
Ниалл взглянул на Лесли. Красивая, да. Но мало ли он видел на своем веку красивых девушек? Чтобы так забыться, одной красоты мало. В чем же дело?
Понятно было лишь одно: ему необходимо взять себя в руки. Иначе он не спасет ее от Айриэла. И от себя самого.
Он повел Лесли прочь, бережно поддерживая на ходу. Позади слышались жуткие звуки битвы между темными фэйри. Те времена, когда клацанье клыков и рык Габриэла ласкали слух Ниалла, давно прошли. Но нынче вечером гончий пес спас его и Лесли.
Почему?
Бананак издала ликующий боевой клич, и Ниалл заставил девушку свернуть в какой-то закуток между домами. Почуял спиной, что кровожадная фэйри приближается.
Лесли оказалась прижата к высокой железной изгороди. Она взглянула на Ниалла с той же откровенной жаждой, с какой смотрели до нее многие другие смертные, раскрыла губы для поцелуя. Но он не смел ее поцеловать.
— Ниалл.
— Да.
Слов у него не было. Ниалл отвел взгляд, думая лишь о том, что не должен к ней прикасаться. За спиной слышался топот гончих псов.
Бананак больше не ликовала. Она осыпала псов проклятиями. Потом все стихло.
Теперь Ниалл слышал лишь неровное дыхание Лесли и свое собственное, такое же. Свидетельство того, что оба возбуждены... слишком сильно. Не могла она так опьянеть от нескольких поцелуев. Он больше ничего с ней не делал... пока, хотя никогда и ни к кому еще не испытывал столь неодолимого влечения.
Ниалл взялся обеими руками за прутья изгороди за спиной Лесли, и боль от прикосновения к железу помогла наконец справиться с неразумными желаниями.
Он оглянулся. Улица была пуста. Ни Бананак, ни псов. Никого, кроме них двоих.
Ниалл оттолкнулся от изгороди. Теперь надо что-то придумать. Объяснить Лесли, почему он ее целовал. Объяснить так, чтобы на этом все и кончилось. Пока оба не зашли слишком далеко.
Но существует ли такое объяснение?
Тут рука Лесли обвила его талию, забралась под рубашку. Погладила по спине, и он почувствовал шероховатые порезы на ладони девушки.
Ниалл отодвинулся.
Рука Лесли при этом движении соскользнула с его спины, но осталась под рубашкой. И двинулась вверх по груди, к сердцу.
Оба замерли и молчали. Дыхание Лесли постепенно выровнялось, пульс успокоился. Возбуждение улеглось. Но Ниалл все равно чувствовал себя виноватым. Понимал, что никакими объяснениями нельзя отменить то, что уже произошло. Дальше тоже идти нельзя.
Да, его намерение стать для Лесли другом с треском провалилось.
— Пойдем, — вымолвил он наконец.
Она кивнула. Провела пальцем по его груди.
— У тебя много шрамов, — заметила.
Вроде бы не спросила ни о чем, но Ниалл понял, что она ждет ответа.
Даже когда его прямо спрашивали о шрамах, он не отвечал. Ни королю — тот был слишком молод, чтобы понимать, насколько страшен этот вопрос. Ни девам, которых случалось брать в постель. Ни королеве — она увидела его однажды на тренировке со стражниками и даже прослезилась.
Но у Лесли были свои шрамы. И он знал, откуда они.
Ниалл нежно поцеловал ее в закрытые глаза и сказал:
— Это было очень давно.
Рука Лесли, лежавшая на его груди, замерла. Если девушка и чувствовала лихорадочное биение его сердца, вслух она ничего не сказала.
Немного помолчав, она задала вопрос:
— Это был несчастный случай?
— Нет. Никакой случайности. |