|
. „Со многими знаком…“ И слава Богу! Знакомые женщины Дэниела Торпа не представляют для меня никакого интереса», — думала Миранда.
— Дэниел у меня на выданье. Должна сказать, он отличная партия!
«Господи! Уж не ляпнула ли я вслух про парижанок?»
— Я вижу, как за ним охотятся всюду, где бы мы ни появлялись, — продолжала Софи.
— Не сомневаюсь, — кивнула Миранда. — И что же есть… Разве у него…
— Никого, — Софи закатила глаза. — Была некая особа, и собой не дурна, но потом — фук! — и как не бывало. Мужчины, не все, конечно, но многие, смотрят на женщину, как на милую забаву. Не каждый ищет себе подругу жизни. Мой племянник не исключение. Вы понимаете, дорогая, что я имею в виду?
«Да уж! Как не понять… Зачем ему искать? Может всех осчастливить, кто встретится на пути. Стоит ему появиться, сказать парочку комплиментов — и… пожалуйста. А уж если поцелует, а еще и переспит… Стоп, Миранда!.. Этот Дэниел Торп — самовлюбленный тип, на женщину смотрит как… на „милую забаву“… Он… он… средоточие всего, что она так ненавидит».
— Пойду, погуляю в саду, — сказала Миранда, поднялась с кресла и вышла из комнаты.
Солнце садилось, и мягкие золотистые лучи придавали особую прелесть изумрудным лужайкам с островками нежных анемонов. Она побрела к пруду. Стоя у края, смотрела на карпов, которые подплывали к ней в ожидании корма, шевелили серебристыми плавниками и пропадали в темно-зеленой воде. «Какие бредовые мысли приходят в голову! Например, сейчас во время разговора с Софи… Неужели нельзя не думать о нем. Хотя бы раз вспомнила о нем что-нибудь хорошее…»
— Во Франции есть закон, запрещающий красивой женщине грустить. — Дэниел стоял на дорожке, выложенной плитками. — Солнце смеется, птицы щебечут, а ты — такая печальная. Разве все так грустно?
«Не велика радость видеть вас», — подумала Миранда.
— Я… мне… — вздохнула. — Я узнала, что художник, у которого я хотела заниматься, не располагает временем. Он мне отказал.
— Какая жалость! Есть от чего прийти в уныние, — Дэниел перестал улыбаться.
— Вот и я горюю. Жак Ранфре известен как замечательный пейзажист, и я возлагала на занятия с ним большие надежды, но…
— Но?
— Но он уже закончил набор учеников. И винить некого. Кто же виноват, что у меня все начинается с бухты-барахты.
— На весь Париж один только Жак Ранфре? — нахмурился Дэниел.
— Нет, конечно. Есть еще Шардонне, Лорион…
— Ну так в чем же дело? Ты к ним обращалась?
— Вы меня удивляете, — пожала Миранда плечами. — Ваш талант проделывать сальто-мортале с другими ради собственной забавы мешает вам понимать обыкновенные вещи. Серьезные люди поступают иначе. Попасть к этим мэтрам, все равно что на Луну полететь…
— Никогда не знаешь заранее, что может с тобой случиться, Миранда. Или ты думаешь по-другому? — своим вопросом Дэниел словно бы продолжил сказанное ею.
— Отчего же? Знакомство с вами подтверждает правоту ваших слов.
— Вот тебе пример, — он будто и внимания не обратил на ее колкость. — Пару дней назад я и подумать не мог, что ты будешь спать в моей кровати.
— Кто о чем… Я от вас этого не ожидала, — еле сдержалась Миранда.
— Разве Софи тебе не сказала? Ты живешь в моих комнатах, дорогая.
— В ваших? А я думала…
— Огорчен. Очень огорчен. А я-то решил, что ты обязательно почувствуешь, что в ту ночь я был там, с тобою рядом. |