Мы шли галереей, увешанной картинами, и я злилась, что не могла задержаться и оценить их достоинства. Самая большая картина в центре галереи изображала мужчину: я определила, что она была написана лет пятьдесят назад. Я не сомневалась, что это был сэр Эдвард Кредитон, основатель судоходной компании, покойный супруг женщины, которую мне предстояло увидеть. Как мне хотелось подробнее рассмотреть портрет! Я мельком ухватила суровое выражение лица — сильного, если не жестокого, с характерным загибом кверху уголков губ, что я наблюдала несколькими минутами раньше у человека, с которым разговаривала. Но он не был Кредитон. Должно быть, племянник или что-то в этом роде. Только этим можно было объяснить сходство.

Слуга остановился и постучал в дверь. Потом распахнул ее и объявил:

— Молодая особа, ваша светлость.

Я вошла в комнату. На стуле, ненатурально выпрямив спину, с каменным лицом сидела тетя Шарлотта, в полной готовности к предстоявшему торгу. Мне не раз доводилось видеть ее такой.

В широком орнаментальном кресле — характерные изящные завитки и короны эпохи Реставрации — восседала женщина, тоже крупная, под стать креслу, но едва ли орнаментальная. Она была темная, с тускло-бледным лицом и черными смородинами бегавших обезьяньих цепких глаз. Глаза были молодыми и не вязались с морщинами. Тонкие, плотно сжатые губы чем-то напоминали стальной капкан. Крупные руки, гладкие и белые, украшало несколько колец — с рубинами и бриллиантами. Руки лежали на мощных ногах, а из-под складок подола выглядывали загнутые носы комнатных туфель.

У меня сразу душа ушла в пятки и выросло уважение к тете Шарлотте, которая способна была сидеть, не роняя достоинства, перед такой грозной дамой.

— Моя племянница, леди Кредитон.

Я присела, и леди Кредитон несколько секунд сверлила меня мартышачьими глазами.

— Она учится разбираться в антиквариате, — продолжала тетя Шарлотта, — и иногда сопровождает меня.

«Разве?» — про себя усомнилась я. Впервые об этом было заявлено вслух, хоть я уже догадывалась, что было у нее на уме. Этим ограничилось объяснение моего присутствия. Они вернулись к секретеру, о котором, очевидно, шла речь до моего появления. Я внимательно слушала.

— Должна обратить ваше внимание, леди Кредитон, — не без ехидства сказала тетя Шарлотта, — что его только приписывают Буллю. Правильно, углы богато декорированы. Но лично я склонна относить его к более позднему периоду.

Я сразу заметила, что предмет красивый, только тетя Шарлотта ни за что этого не признавала.

— К тому ж имеются повреждения, — прибавила она.

Леди Кредитон не представляла, каких трудов стоило сбыть мебель, если она не была в первоклассной сохранности. Она полагала, что дефекты способен был устранить всякий, кто мало-мальски знал свое дело. Тетя Шарлотта только фыркнула на такие слова:

— Тот, кто знал это дело, уже больше ста лет мертв.

Она имела в виду Андре-Шарля Булля, в авторстве которого только что сама же усомнилась.

Между ними шел вязкий торг: леди Кредитон перечисляла достоинства, тетя Шарлотта упирала на недостатки.

— Не думаю, чтобы в Англии была другая такая вещь, — заявила леди Кредитон.

— Хотите, чтобы я для вас нашла? — победно возразила тетя Шарлотта.

— Мисс Брет, я продаю свою вещь, так как не имею для нее применения.

— А я сомневаюсь, что смогу найти подходящего покупателя.

— С вами может не согласиться другой посредник.

Слушая их препирательства, я думала о мужчине, которого встретила внизу, гадала о степени его родства с этой женщиной и человеком, изображенным на портрете.